Джон Р. Р. Толкин. Биография

Биография Толкина руки Хамфри Карпентера мне очень понравилась. Написана без вычуров, без претензий, без литературных анализов, но с очень важными штрихами к портрету Дж. Р. Р. Т. После взбудоражившего воображение "Сильмаллириона" только такое и читать - теплые, спокойные, грустно-смешные картинки из жизни оксфордского профессора.

(До "Сильмаллириона" читать не стоит, потому что на самом деле жизнь профессора и его эпос - неразделимы. Одно является продолжением и порождением другого)

Из книги можно узнать, что: - Сам творческий процесс у Толкина – чудовищно медленный. "Лист работы Ниггля" - это о нем. Столько усилий, чтобы так ничего толком и не завершить при жизни и уйти дальше, оставив за собой восторженные толпы читателей, завороженно смотрящих вслед... - История издания "Властелина колец" сама по себе целая эпопея - с искушением, постыжением и счастливым финалом. - Неконтролируемы последствия профессорских фантазий – ожившие «эльфы» с «хоббитами» (оказывается фанаты ему фотографии в костюмах присылали). Это очень смешно!

"Их волнует искусство, а они не понимают, что их волнует, и упиваются этим",

- комментировал ситуацию сам писатель. и многое другое.

Раньше я не понимала почему на могиле профессора и его жены выгравированы имена «Берен» и «Лютиэнь», но Карпентеру удалось это объяснить…. Трогательная история любви, история детской боли, разделенной на двоих, и долгая совместная жизнь двух неидеальных людей "в падшем мире" (в кавычках выражение, которое часто употреблял сам профессор, и которое было неотъемлимым лейтмотивом его сказаний - будь они эльфийские, хоббичьи или человечьи).

"кто–нибудь близкий мне по духу должен знать хотя бы немного о том, о чем в мемуарах не говорится: об ужасающих страданиях ее и моего детства, от которых мы избавили друг друга, однако оказались не в силах полностью залечить раны, которые позднее часто мешали нам жить; о страданиях, которые мы претерпели после того, как возникла наша любовь, — все это (помимо и превыше личных слабостей) может помочь простить или хотя бы понять ошибки и темные минуты, которые временами омрачали нашу жизнь, и объяснить, почему они так и не сумели затронуть самой сокровенной глубины наших сердец или затмить воспоминания о нашей юношеской любви. Ибо мы всегда (в особенности оставаясь наедине) встречались на лесной поляне и шли рука об руку, спасаясь от тени грозящей нам смерти, пока не настала пора последнего прощания».

Пишет Толкин сыну, после смерти Эдит.

Внимателен биограф и к дружбе Толкина с Клайвом Льюисом. Поиск профессором "идеального друга" с неизбежным разочарованием. Даже между друзьями то и дело кошка черная пробегает. Охлаждение. Отдаление. Ревность. Увы, все так. Читала и вспоминала Бродского: «Разбегаемся все, только смерть нас одна собирает».

И последнее - то как художник расстается со своей фантазией, со своим творением. Это также грустно, наверное, как прощаться с близким человеком. Может даже еще грустнее. Последние ноты - тихие... Старость, увядание и раскладывание пасьянсов... Да, вместо того, чтобы дописать-таки Сильмаллирион, профессор раскидывал картишки на старости лет!.. Это не биография, товарищи, а песня!

Ведь именно те, кто не уверен в своем месте в мире, вечно чувствуют необходимость в самоутверждении и ради этого готовы, если понадобится, затоптать всех остальных

Толкин - писатель действительно культовый, поэтому его биография не нуждается в рекламе. Книга основана на письмах, дневниках и других бумагах профессора Дж. Р. Р. Толкина, а также на воспоминаниях его родных и близких.

Это довольно краткое описание событий жизни Профессора, которое даёт представление о том, откуда Толкин черпал свои потрясающие идеи и каковы истоки его мифологии. Но, к счастью, Карпентер не углубляется в исторические, религиозные и лингвистические дебри.

Биография могла бы показаться поверхностной – уж слишком она маленькая для описания жизни такого великого человека. Но фокус в том, что Толкин и сам вел очень простую и даже обыкновенную жизнь, и Карпентер неоднократно это подчеркивает.

Толкин из этой книги – не великий писатель и ученый, а обычный человек, немного неорганизованный, немного грустный, но бесконечно любящий свою семью, своих друзей и творчество.

Книга получилась очень теплой и уютной. В ней есть все, что нужно знать о Профессоре: "Властелин Колец", Англия, Оксфорд, пабы, хорошие друзья, любовь на всю жизнь, сельские домики, книги и библиотеки, студенчество, исследования, письма, трубки и хоббиты.

По поводу издания - оно вышло на рыхлой, тонкой и чуть желтоватой бумаге.  Наполнение книги почти полностью соответствует первому изданию перевода 2002 года.

Но самое обидное - это полное отсутствие библиографического указателя и вклеек с фотографиями, которые фигурируют по тексту. Приходилось самостоятельно искать их в интернете для полной картины, что обидно, конечно. Так биография выглядела бы более ценной и достойной для поклонников Профессора. Но я в любом случае очень рада её прочтению и тому, что книга будет стоять на моих полках.

... , я разбираю далеко не всё из сказанного профессором. Голос у него странный: низкий, глухой; произношение чисто английское, но с каким-то странным оттенком, а с каким - трудно сказать. [...] Однако большую часть времени профессор говорит довольно невнятно. Он горячится, выпаливает слова залпами. Целые фразы съедаются, комкаются, теряются в спешке. Время от времени хозяин теребит губы рукой, отчего речь его становится ещё менее разборчивой.

Биография Толкина показалась мне книгой довольно интересной и приятной, красивой, тёплой, уютной. Вот только... Заслуга эта всецело принадлежит автору, Хамфри Карпентеру, который буквально смотрит на читателя с каждой страницы. И выглядит он человеком приятным, тонким, интересным, обаятельным и деликатным. Чего при всём желании нельзя сказать о его герое. Ну вот нельзя и всё тут! Не получается! И можете кидать в меня тапками.

Возможно, конечно, не лишним будет отметить, что сама я не фанат "Властелина Колец". Он мне нравится, но я его не обожаю. Меня всегда напрягало и отталкивало отсутствие в истории лёгкости, какая-то чрезмерная методичность и педантичность. И теперь я знаю, что была права, создатель Властелина был как раз педантичным, скучным человеком, ленивым и придирчивым. Карпентер из кожи вон лезет, чтобы показать Толкина с лучшей стороны, но факты - упрямая вещь. А поскольку жизнь Толкина была небогата событиями, факты - это всё, что мы имеем.

При той огромной любви Толкина к языкам, к созданию новых языков, именно он должен был ввести в обиход слово прокрастинация, так как сам являлся живым воплощением этого понятия. Начать работать, отвлечься на что-то другое, третье, десятое, пойти искать какое-то письмо, найти другое, кинуться на него отвечать, совсем всё бросить и начать раскладывать пасьянс. Или не начать работать вовсе, а покурить, понюхать розы, навестить друзей, не подготовиться к леции, вместо неё схватить какую-то сказку или заметки к другой совершенно теме... Всё это было в порядке вещей для Толкина.

Карпентер пишет, что студенты его любили. (Но так ли? В это трудно поверить, если он вечно был неготов к лекциям, а во рту у него была каша.) Карпентер пишет, что коллеги его уважали. (Но после выхода "Властелина Колец" ему сказали: "Так вот почему Вы так и не написали все те научные работы и статьи, которые от Вас годами ждали.")

Толкину был пятьдеся один год; он устал и боялся, что в конце концов так ничего и не достигнет. В среде коллег у него сложилась репутация человека, который способен тянуть с работой до бесконечности.

Его ярый католицизм так неприятен, его жену Эдит так жаль. И наставления его сыну перед женитьбой: "Лучше сразу пойти на конфликт, но сказать "нет" и настоять на своём, потому что мужчина имеет право на..." На увлечения, на друзей, на интересы, на собственную веру, на собственную спальню и т. д. и т. п.

Карпентер пытается показать нам милого обаятельного недотёпу в твидовом пиджаке с трубкой в зубах, который, впервые сев за руль, сшибает изгородь и разворачивается посреди дороги. "Толкин был водителем неумелым, но уверенным." Ну не забавно ли? Да, безусловно, но только если мы не на той дороге и изгородь не наша. Очевидцы же обычно однозначны в эпитетах, которыми награждают таких вот обаятельных водителей.

Карпентер пытается показать нам писателя вдумчивого, по сто раз переписывающего и передумывающего каждую фразу и страницу, но даже он не смог не упомянуть об охлаждении Толкина к Льюису, вызванного отчасти завистью.

К тому же само по себе количество книг, написанных Льюисом для детей, и почти неприличная скорость, с какой он их сочинял, наверняка несколько бесили Толкина. Семь сказок про Нарнию были написаны и опубликованы всего за каких-то семь лет - менее чем за половину того времени, в течение которого выкристаллизовывался "Властелин Колец".

А кто тут виноват?

Я могу продолжать, но не вижу смысла. Мне понравилась эта книга, потому что понравился её автор. Но мне не понравился её герой, упрямый, ленивый, чрезмерно самоуверенный, склонный к депрессиям, любящий себя пожалеть. Я не увидела в нём того обаяния, которое почему-то ожидала найти в создателе хоббитов. Увы. Я честно старалась.

О биографии Толкина авторства Карпентера можно было бы сказать много. Как человек, прочитавший не одну биографию Профессора, могу со всей уверенность утверждать: эта - самая лучшая из доступных русскоязычному читателю. На то есть много причин.

Биография Карпентера считается единственной "авторизированной" - автор общался с самим Толкином во время написания книги, а также консультировался с его детьми. Это наложило свой отпечаток: Карпентеру на страницах книги действительно удается создать невероятный эффект присутствия, как если бы читатель сам побывал в гостях в доме Толкина, воочию увидел создателя Средиземья и даже обменялся бы с ним парой учтивых фраз. Впрочем, Карпентер, как истинный англичанин, описывает частную жизнь Толкина с большим уважением и деликатностью.

Автору удалось создать достоверный и живой образ Толкина-человека. Надо отдать Карпентеру должное: в отличие от многих других биографов, он не пытается заниматься литературоведением, поисками скрытых смыслов и параллелей фактов биографии Толкина с сюжетом его произведений или, чего доброго, их анализом. И это правильно - я думаю, поклонники Толкина берут в руки его биографию не для того, чтобы узнать, кто же такие хоббиты и как Кольцо Всевластия связано с Кольцом Нибелунгов (Толкин сам шутил на этот счёт, что они оба круглые). И это подкупает. Карпентер сосредоточился на фактах жизнеописания Толкина - и ему это, безусловно, удалось.

Мы видим на страницах книги Толкина в разных ипостасях - отца и мужа, ученого и преподавателя, коллеги и друга, христианина, патриота и, конечно же, писателя. Это тщательно нарисованный портрет на фоне непростой эпохи - хотя жизнь Толкина и может показаться стороннему наблюдателю достаточно заурядной. Да, контраст между мирным бытом Толкина и эпичностью его литературного наследия удивляет, тем интереснее читать эту книгу. В конце концов, не вышедшие ли из-под пера Толвина хоббиты являются лучшим примером того, что подлинный эпос может твориться и малыми мира сего? Например, оксфордским профессором, прожившим такую неприметную, но такую наполненную волшебством жизнь.

Если меня попросят назвать свою настольную книгу, то я, не задумываясь, укажу эту. Она даже стоит не в книжном шкафу с художественной литературой, а на полке письменного стола — там, где словари, помощники и самые необходимые материалы для работы.

Джон Рональд Руэл Толкин... Люблю этого человека (не только автора) бесконечно. Его жизнь, его историю, его работы. Из всех биографий больше всего понравилась книга Карпентера. Она — как хороший английский роман, тонкий, неспешный, наполненный особой атмосферой. Я читаю его, когда хочу успокоиться, отдохнуть и подумать.

Почему я добавила эту биографию именно в "Библиотеку писателя"? Она показывает, насколько филигранно автор может работать с языком — ведь Толкина "интересовало не только значение слов, но и само их звучание и облик". А еще — насколько глубоко можно погрузиться в собственное произведение. Кто-то плещется в луже, для Толкина же его книги были океаном.

Вот несколько "языковых" цитат:

"Он продолжал выискивать «кости» во всех этих языках — рылся в школьной библиотеке, шарил по дальним полкам книжного магазина Корниша неподалеку от школы. В конце концов он добрался до немецких книг по филологии, чудом наскребая денег на их покупку. Немецкие труды были «сухи как пыль», но там были ответы на его вопросы, хотя бы некоторые. Филология значит «любовь к слову». Именно эта любовь и двигала Рональдом. Не холодный интеллектуальный интерес к научным принципам языка — нет, искренняя любовь к самому виду и звучанию слов, зародившаяся в те дни, когда мать впервые начала учить его латыни. И эта любовь к словам в конце концов подвигла его к созданию своих собственных языков."

"Он раздобыл средневековые валлийские тексты и принялся читать на языке, который завораживал его с тех пор, как он разбирал названия городков на вагонах с углем. И Толкин не разочаровался: в том, что касалось красоты, валлийский оправдал все его ожидания. Ибо его привлекала именно красота валлийского языка, вид и звучание слов, вне зависимости от смысла."

"Примерно в это же время он открыл для себя финский. Он надеялся когда–нибудь выучить этот язык с тех пор, как прочел «Калевалу» в переводе на английский, а теперь он нашел в библиотеке Эксетер–Колледжа финскую грамматику. С помощью этой грамматики Толкин взялся штурмовать поэму в оригинале. Позднее он говорил: «Это было все равно что обнаружить винный погреб с бутылками превосходного вина, какого ты никогда раньше не пробовал. Я был совершенно опьянен»."

"Толкин уже в течение некоторого времени работал над языком, возникшим под влиянием финского, и к 1915 году язык этот в немалой степени усложнился. Сам Толкин считал это «сумасшедшим хобби» и почти не надеялся, что кому–то это будет интересно. Однако временами он писал на этом наречии стихи, и чем больше он трудился над ним, тем больше чувствовал, что оно нуждается в поддержке какой–никакой истории. Иными словами, не может быть наречия без народа, который на нем говорит. Толкин совершенствовал язык: но надо было решить, кому же он принадлежит."

"С течением времени он все больше и больше относился к своим вымышленным языкам и историям как к «реальным», «настоящим» языкам и историческим хроникам, которые надлежит исследовать и комментировать. Иными словами, когда Толкин бывал в таком настроении, он не говорил о кажущемся противоречии в повествовании или не устраивающем его названии: «Это мне не нравится, надо исправить». Вместо этого он задавался вопросом: «Что бы это значило? Надо выяснить»."

В общем, если вам это близко — читайте книгу целиком и наслаждайтесь. И я пойду в который раз делать то же самое. Долисталась.