Хочется выразить искреннюю благодарность моим уважаемым Читателям – А. Борячинскому, Agata Li, kroha_ru, Zgar, rill, Ронин, dw и многим-многим другим за то, что не позволяли мне отлынивать от творчества и ускоряли процесс написания этой книги. Отдельное спасибо Вячеславу Семичеву за нелегкий труд литературного спарринг-партнера…
Автор
То, что моему везению приходит конец, я почувствовал заранее, еще до того, как отказал блок управления эффектом мерцания, поэтому не стал удивляться тому, что мой «Торнадо» не выполнил маневр расхождения с противоракетами, выпущенными практически в упор. И вместо того чтобы проклинать неуемную фантазию техников отдела обеспечения тренировочного процесса, перевел всю энергию двигателей на фронтальный силовой щит. Потом отстрелил все оставшиеся у меня ловушки и активировал генератор постановки активных помех. Вернее, попробовал активировать. Щаззз! Заранее просчитанная программа противодействия моему поведению в экстремальной ситуации номер хрен знает какой радостно поставила галочку напротив выполненного мною пункта. И с садистским удовольствием переключилась на следующую строку. Предусматривающую появление неполадок в этом самом генераторе. И его аварийное отключение. Поэтому, увидев, что четыре из шестнадцати посланниц смерти, летящих ко мне от корабля Клосса, не отклонились от своего курса, я сразу же активировал блок памяти с домашними наработками. И за несколько секунд, оставшихся до моей героической гибели от рук противника, являющегося, между прочим, лучшим пилотом на курсе, успел сделать финт ушами. Изменил конфигурацию защитного поля таким образом, чтобы оно проходило сквозь оба правых крыла «Торнадо». Между его корпусом и оружейными пилонами, предварительно наглухо заблокировав атмосферные люки двух из четырех шахт и активировав замедлитель системы самоуничтожения десятка противоракет. Отрезанные, словно лучом лазера, пилоны еще не начали вращение вокруг нового центра масс, когда рядом с моим «Торнадо» полыхнула жуткая по яркости вспышка.
Встряска от близкого взрыва боевых частей «Пираний» оказалась такой сильной, что я на миг потерял сознание. И поэтому проглядел, как мимо моего корабля, сдвинувшегося с траектории полета в рукотворном аналоге мерцания, пролетают ракеты Клосса. И по той же причине упустил единственный оставшийся мне шанс запустить свои ракеты в дюзы его «Торнадо», оказавшегося в этот момент почти беззащитным…
…Увы, небольшой передышки, полученной в результате преступного уничтожения части вверенного мне Академией корабля, хватило ненадолго: буквально через десятую долю секунды после того, как кормовая полусфера «Торнадо» окуталась коконом защитных полей, у меня отказал шунт. Нет, ощущение подключения сознания к кораблю осталось. И замедленное восприятие времени, позволяющее адекватно реагировать на ситуацию в скоротечных встречных боях – тоже. Исчезло только прямое подключение к искину[1] корабля. То есть всякая возможность как-то влиять на процессы, происходящие внутри этого средоточия инженерного гения ВКС[2] Земной Конфедерации…
Мои попытки реагировать на маневры Клосса с сенсорной приставки аварийного пульта управления оказались настолько жалкими, что уже через пару секунд трепыхания я понял, что проиграл: ну не могли мои пальцы двигаться с такой же скоростью, как мысль. И приготовился к «гибели»…
…Думать о перспективах посадки на космодром Академии мне не хотелось. Так как ее процедура, разработанная техниками ООТП специально для «стимулирования боевого духа тех, кто проигрывает тренировочные схватки», гуманизмом не отличалась. Достаточно упомянуть то, что выход курсанта на пластобетон летного поля на своих двоих считался счастьем. Однако такое «счастье» на моей памяти приваливало единицам – как правило, бездыханное тело неудачника грузилось в флаер Белоснежек[3], и следующие несколько дней он «отдыхал» в руках садистов от военной медицины. Поэтому к моменту, когда «Торнадо» сорвался в безумное пике к пунктиру посадочной глиссады, алой ниткой горящей на тактическом экране моего шлема, я мысленно подготовился к самому худшему: корабль снижался так, как будто управляющий им автомат собирался сажать его в «мертвом» режиме. С перегрузками, в несколько раз превышающими возможности компенсатора и защитного кокона пилотского кресла. Полное отключение шунта за пять минут до касания я воспринял стоически. Ну, почти – на то, чтобы не стучать зубами, сил у меня хватило, а чтобы мысленно не подвывать – нет. Поэтому, потеряв всякую возможность видеть происходящее снаружи, на всякий случай попытался проверить целость замков ложемента и наличие зеленого огонька над сенсором аварийной активации катапульты…
Касания я не заметил: щелчки отстреливающихся фиксаторов скафандра и свист начавшего поступать в кабину воздуха показались мне обычными глюками. Бредом, возникшим в мозгу от запредельных перегрузок. Поэтому на фразу Кощея: «Шевелись, заморыш», прозвучавшую в моем шлеме, среагировал не сразу.
– Але, Волков! У тебя двадцать секунд на то, чтобы покинуть корабль и оказаться в «Зебре»!!!
Выпрыгивая на бетонку летного поля, я на всякий случай кинул взгляд на свою машину. Повреждения, причиненные ей взрывом собственных торпед, никуда не девались – жалкие обрывки скрученного металла на месте некогда радующих глаз пилонов казались настоящими. То есть бой с Клоссом имитацией не был. А значит, мой «Торнадо» НЕ МОГ сесть в режиме гражданского челнока!!!
«Зебра», десятиместный бот, предназначенный для подбора потерпевших крушение в океане, как раз заканчивал разворот. И, судя по режиму работы двигателя, останавливаться не собирался. Поэтому мне пришлось поднапрячься и влететь в распахнутый настежь грузовой люк. А потом постараться удержать падающую на пол челюсть: за штурвалом бота сидел сам Кощей!
– За время тренировочного полета сбил… – начал было я перечисление своих «успехов», но Кощей отмахнулся от доклада и, не глядя назад, приказал:
– Переодевайся! Там, сзади, твои вещи. Твою работу я видел. Неплохо. Жаль, что тебя забирают…
Я оторопел: слово «неплохо» из уст капитана Кощеева я не слышал ни разу. Мне вообще казалось, что градаций выше «задохлика» или «недоумка» для него не существует. И правильно – нашивка «Мастер-пилот», заработанная им до начала службы в Академии, внушала трепет даже курсантам восьмого, выпускного курса. Еще бы – во всем Флоте ВКС таких специалистов насчитывалось всего восемнадцать человек.
И летал он, как бог. Клосс, первый из нас, в тренировочном бою против этого любителя всевозможных каверз и подвохов ни разу не выдерживал больше десяти минут.
Попасть к нему в группу мечтали все, но отбирались лучшие из лучших, курсанты, способные стать элитой Флота ВКС. А нам, десяти счастливчикам, уже занимающимся под его присмотром, завидовали черной завистью…
Поэтому, переодевшись и успев проанализировать финал полетного дня, я слегка задергался. Так как не смог себе представить причину, способную выбить из колеи вечно невозмутимого инструктора.
– Удачи тебе, Вик! Береги себя, ладно? – Напутствие Кощея, прозвучавшее за несколько секунд до того, как бот замер перед парадным входом в штабной корпус Академии, я воспринял, как контрольный выстрел в голову.
– Разрешите идти? – приподнявшись над креслом, рявкнул я.
– Иди! – мрачно буркнул капитан… и протянул мне руку!!!
На то, чтобы догадаться ее пожать, у меня ушло секунд пять: такой фамильярности от преподавателя Академии я не ожидал. Все это время на лице Кощея мелькали тени плохо скрываемых эмоций – грусть, недоумение, жалость. И что-то похожее на затаенный страх.
Сглотнув подступивший к горлу комок, я все-таки догадался вцепиться в покрытую застарелыми мозолями клешню и, развернувшись на месте, выскочил из «Зебры». Навстречу ожидающим меня неприятностям…
Постучаться в кабинет полковника Нопфлера мне не удалось: дверь самого жуткого помещения Академии оказалась открытой настежь, а перед ней меня ждал ее начальник собственной персоной!
– Где тебя носит, Волков? Мы уже заждались! – хватая меня за рукав и вталкивая в кабинет, раздраженно прорычал он.
– Выполнял тренировочный полет согласно утвержденному графику, сэр! – попытавшись вытянуться в струнку на ходу, отрапортовал я.
– Закрой рот и сядь где-нибудь в сторонке! – рявкнул Нопфлер и, не дожидаясь выполнения команды, запулил меня в сторону роскошного кожаного дивана с сидящим на нем незнакомым майором.
Умудрившись не потерять равновесия при приземлении, я довольно мягко опустился на свободное место и быстренько оглядел кабинет; где до этого был всего два раза: на третьем курсе, после драки с курсантами десантно-штурмового факультета, когда двадцать три будущих лейтенанта из Академии планетарной пехоты Военно-Космических сил оказались в госпитале; и на пятом, когда после драки с выпускниками танкового училища я здесь же получил семь суток гауптвахты. С формулировкой «за самовольную отлучку с территории Академии».
За последние три года в кабинете практически ничего не изменилось: две из четырех стен скрывали стеллажи с кристаллами голофильмов, на третьей слабо мерцали экраны системы безопасности и слежения, а на четвертой висело именное оружие начальника Академии. Над столом в режиме ожидания мерцала голограмма монитора компьютерной сети с затененным[4] документом…
Убедившись в незыблемости привычек внушающего страх начальства, я перевел взгляд на прогуливающегося около окна штатского – если мне не изменяла память, то на территории учебных заведений ВКС их появление не приветствовалось.
Подумать над причинами такого нарушения правил мне не удалось – в кабинет ворвался генерал Ронг, куратор нашей Академии из Генерального штаба Специальных Операций ВКС. И, кинув взгляд на меня, рухнул в ближайшее кресло.
– Господа, позвольте представить вам курсанта Волкова!
Вскочив на ноги при появлении генерала, я замер в стойке «смирно». И развесил уши, стараясь не пропустить ничего из того, что при мне скажут гости. Однако оба штатских и майор, осмотрев меня с головы до ног, предпочли промолчать. Тогда заговорил Нопфлер:
– Буду краток: он – лучший на курсе. Его реакции намного превосходят те, которые вы считаете проходными. Кристалл с его досье я вам уже отдал. Думаю, вы его просмотрели? – Дождавшись утвердительного кивка майора, начальник Академии хлопнул ладонями по столу и поднялся. – Насколько я понимаю, никаких объяснений от вас я не дождусь?
– Господин полковник! – нахмурившись, процедил генерал Ронг. – К чему лишние слова? Все, о чем вас хотели поставить в известность, уже сказано. Это операция СО ВКС!
– Действительно, к чему? – поддержал его седой.
– А к тому, что на этого мальчика у меня были определенные надежды! – Нопфлер возмущенно сжал в своих ручищах старинное полированное пресс-папье и, услышав сухой треск, недоуменно уставился на его обломки. – Вечно вы мне тычете всякими приказами! А не пробовали вырастить хоть одного Оборотня самостоятельно? Небось кишка тонка?
Последний выпад пребывающего в диком раздражении Нопфлера проигнорировали все. Даже Ронг, решивший не замечать такое нарушение субординации. И, не дожидаясь следующей вспышки гнева полковника, встали и следом за Ронгом и так и не назвавшимся майором направились к выходу…
– Удачи тебе, курсант! – затравленно посмотрев мне в глаза, пробормотал Нопфлер и, немного подумав, добавил: – С сегодняшнего дня ты прикомандирован к этим ублюдкам! Если бы ты знал, как я этого не хотел… Так что прости меня, мальчик! Иди, тебя ждут…
Я механически отдал честь и, повернувшись кругом, строевым шагом покинул кабинет. В моей голове царил полный сумбур: из краткой перепалки между Нопфлером и его гостями я понял лишь то, что моя дальнейшая судьба должна измениться. И, судя по всему, не в лучшую сторону…
Спустившись на первый этаж и выйдя на улицу, я вслед за своим новым начальством, не удостоившим меня даже словом, влез в простенький армейский транспортер с затемненными стеклами и, повинуясь жесту майора, сел на свободное место. И практически сразу рванулся наружу. Но мгновенно помутившееся после легкого укола в спину сознание не дало возможности правильно оценить ситуацию. Поэтому закрывающийся за мной люк я пытался выбить на одних рефлексах…