Вулф Томас - Взгляни на дом свой, ангел

Взгляни на дом свой, ангел

Год выхода: 1971
примерно 722 стр., прочитаете за 73 дня (10 стр./день)
Чтобы добавить книгу в свою библиотеку либо оставить отзыв, нужно сначала войти на сайт.

Томас Вулф (1900-1938). Литературная деятельность писателя продолжалась всего десятилетие, но оставила яркий след в истории литературы США. С течением времени масштаб творчества Т. Вулфа становится все очевиднее и потому его имя справедливо связано с плеядой крупнейших писателей, сформировавших американскую прозу в 20 — 30 годах XX столетия.

Вступительная статья И. Левидовой.

Лучшая рецензияпоказать все
Weeping_Willow написал(а) рецензию на книгу
Оценка:

Мне надоело гнить тут, - сказал Бен. - Я предпочту гнить где-нибудь в другом месте

Феноменально. Так о людях с их высокими чаяниями и мелкими страстишками, о пространстве горных долин в окружении россыпи звезд, о бегущем и ползущем времени мог бы написать сам Всевышний. Когда слова становятся глиной жизни, подслушанный плеск воды внутренних морей - нашептывает сюжет, а симфония тысячи мелочей дарует каждому главную роль - вдруг начинаешь воспринимать жизнь как мириады единственных в своем роде мгновений, Человека - как сумму бесценных случайностей, судеб и решений. И кажется, что в любом из миллионов жалких домишек таится странная погребенная жизнь, тончайшая сокрушенная романтика и что непрерывно и неявно темное чудо случайности творит новое волшебство в пыльном мире.

Суть романа ускользает, как песок сквозь пальцы, как жизнь, в которой будущее слишком быстро становится прошлым. Жизнь, в которой неутолимая и смутная жажда путешествий в глазах мертвеца мгновение спустя - лишь ветром оплаканный призрак.

Герой, родившийся с Веком, чьи глаза полны тенями огромных кораблей и городов, погребает себя в плоти тысяч литературных персонажей. Его рубежи уходят все дальше в волшебство, в одному ему доступное чудо. Он проклят поэзией и томится пленом бездарно склеенной семьи и холодного дома. Он читал Еврипида, а вокруг него мир белых и черных ел жареное. И когда по горам разносился торжественный гром гигантских деревьев, в его сердце все отчетливее звучали печальные призрачные шепоты и необъятная храмовая музыка.

Он просто был блестящ во всем, что питало его жажду. Небрежен и равнодушен во всем, что ее не касалось. Язык его язвил так больно потому, что его сердце так много верило. Он питал безмолвный ужас к продаже за деньги своего хлеба, своего крова гостю, чужаку, больным, усталым, одиноким, разбитым жизнью плуту, блуднице и глупцу. Тупые люди внушали ему томительный страх. Его занимали только царства на дне морском и замки на головокружительных утесах.

Он привязался лишь к тому, кто по ошибке забрел в этот мир суеты и лохмотьев. К своему сумрачному брату Бену, ведущему долгие беседы с темным ангелом. К брату, что явился - бог со сломанными ногами - и жил здесь - чужой, пытаясь вновь обрести музыку утраченного мира, пытаясь вспомнить великий забытый язык, утраченные лица, камень, лист, дверь. Но пришел сентябрь, полный улетающих крыльев, и унес с сухими листьями, смехом и горем - того, кто растирал в пыль горькой иронии все попадавшее в окоём потемневшего взора.

И вновь оставшийся в одиночестве Юджин пришел к убеждению, что не люди бегут от жизни, потому что она скучна, а жизнь убегает от людей, потому что они мелки. И посему, одетый в голод и безумие, он отправился граалить в огромное, призрачное море мира, населенное огромными рыбами фантазии.

- Зачем все это? Ты способен это понять, Джин? Действительно ли все так, или кто-то сыграл с нами злую шутку? Может быть, нам все это снится. Как по-твоему?
- Да, - сказал Юджин. - Именно так. Но я хотел бы, чтобы нас разбудили. - Он помолчал, задумчиво глядя на свое худое тело, на секунду изогнувшееся в постели. - А может быть, - сказал он медленно, - может быть, ничего нет и некого будить...

Доступен ознакомительный фрагмент

Скачать fb2 Скачать epub Скачать полную версию

0 читателей
0 отзывов




Weeping_Willow написал(а) рецензию на книгу
Оценка:

Мне надоело гнить тут, - сказал Бен. - Я предпочту гнить где-нибудь в другом месте

Феноменально. Так о людях с их высокими чаяниями и мелкими страстишками, о пространстве горных долин в окружении россыпи звезд, о бегущем и ползущем времени мог бы написать сам Всевышний. Когда слова становятся глиной жизни, подслушанный плеск воды внутренних морей - нашептывает сюжет, а симфония тысячи мелочей дарует каждому главную роль - вдруг начинаешь воспринимать жизнь как мириады единственных в своем роде мгновений, Человека - как сумму бесценных случайностей, судеб и решений. И кажется, что в любом из миллионов жалких домишек таится странная погребенная жизнь, тончайшая сокрушенная романтика и что непрерывно и неявно темное чудо случайности творит новое волшебство в пыльном мире.

Суть романа ускользает, как песок сквозь пальцы, как жизнь, в которой будущее слишком быстро становится прошлым. Жизнь, в которой неутолимая и смутная жажда путешествий в глазах мертвеца мгновение спустя - лишь ветром оплаканный призрак.

Герой, родившийся с Веком, чьи глаза полны тенями огромных кораблей и городов, погребает себя в плоти тысяч литературных персонажей. Его рубежи уходят все дальше в волшебство, в одному ему доступное чудо. Он проклят поэзией и томится пленом бездарно склеенной семьи и холодного дома. Он читал Еврипида, а вокруг него мир белых и черных ел жареное. И когда по горам разносился торжественный гром гигантских деревьев, в его сердце все отчетливее звучали печальные призрачные шепоты и необъятная храмовая музыка.

Он просто был блестящ во всем, что питало его жажду. Небрежен и равнодушен во всем, что ее не касалось. Язык его язвил так больно потому, что его сердце так много верило. Он питал безмолвный ужас к продаже за деньги своего хлеба, своего крова гостю, чужаку, больным, усталым, одиноким, разбитым жизнью плуту, блуднице и глупцу. Тупые люди внушали ему томительный страх. Его занимали только царства на дне морском и замки на головокружительных утесах.

Он привязался лишь к тому, кто по ошибке забрел в этот мир суеты и лохмотьев. К своему сумрачному брату Бену, ведущему долгие беседы с темным ангелом. К брату, что явился - бог со сломанными ногами - и жил здесь - чужой, пытаясь вновь обрести музыку утраченного мира, пытаясь вспомнить великий забытый язык, утраченные лица, камень, лист, дверь. Но пришел сентябрь, полный улетающих крыльев, и унес с сухими листьями, смехом и горем - того, кто растирал в пыль горькой иронии все попадавшее в окоём потемневшего взора.

И вновь оставшийся в одиночестве Юджин пришел к убеждению, что не люди бегут от жизни, потому что она скучна, а жизнь убегает от людей, потому что они мелки. И посему, одетый в голод и безумие, он отправился граалить в огромное, призрачное море мира, населенное огромными рыбами фантазии.

- Зачем все это? Ты способен это понять, Джин? Действительно ли все так, или кто-то сыграл с нами злую шутку? Может быть, нам все это снится. Как по-твоему?
- Да, - сказал Юджин. - Именно так. Но я хотел бы, чтобы нас разбудили. - Он помолчал, задумчиво глядя на свое худое тело, на секунду изогнувшееся в постели. - А может быть, - сказал он медленно, - может быть, ничего нет и некого будить...

nata-gik написал(а) рецензию на книгу
Оценка:

Око бури

Вот он, тот образ, над которым я долго думала, пытаясь определить свое понимание Большого Американского Романа. Человек в своей маленькой точке относительного спокойствия в окружении бушующего мира, летящей Истории, грандиозных событий. И всегда центр – это именно человек, максимум – семья. И их жизнь и судьба в центре Вселенной. "Взгляни на дом свой, ангел" – идеальный пример такого Романа. Граница веков, Мировая война, Великая Депрессия – все это проходит по роману пунктиром. События происходят, герои в них участвуют, но всегда остается ощущение неизменности и глубине их внутренних, "простых человеческих" забот, проблем, радостей и горестей. Это главная характеристика такого произведения: ощущение первичности жизни отдельного человека над мощью колеса истории.

Еще "Око бури" – это сам главный герой. Жутко болезненное ощущение отстраненности и одиночества Юджина среди безумства, непонятости себя и непонимания других. Когда внимательный и отзывчивый читатель погружается в мысли ребенка, а затем подростка главного героя, он поневоле принимает его сторону и его взгляд на весь окружающий мир. Оказывается с ним рядом в его центре бушующего урагана. Но тот же внимательный читатель обязательно вместе с героем сделает потрясающее открытие – он одинок внутри своего "ока", но рядом с ним точно такие же непонятые люди. Те, с кем он прожил бок о бок долгие годы, с кем рос, кого видел во всей неприглядности отчаяния, злобы, тоски, оказываются внутри чуть другими, чем видит даже он, вроде близкий человек. Воплощенное зло – отец Гант – предстает уставшим, бросившим все к ногам своей семьи стариком. "Коробочка" мать, если ее внимательно послушать, становится самой бескорыстной и трепетно любящей. И так со всеми членами семьи Юджина – он этим взглядом назад, "на дом свой" смог среди всего кажущегося негатива воспоминаний найти их искренность и выразить свою любовь. Жаль, что они (настоящие члены семьи Вулфа) этого не поняли и не оценили. Но для меня этот печальный, без единого просвета роман полон любви и, самое главное, понимания и принятия Вулфом каждого близкого ему человека.

Это, конечно, главная для меня мысль, главный посыл романа – бесконечное одиночество человека посреди своего собственного урагана. Каждый из нас кажется себе единственным с такими мыслями, тревогами, болью. Окружающие люди, даже близкие, кажутся иногда чужими. У них вроде все нормально, спокойно на душе. Они живут обычно, линейно – согласовывая свои внешние проявления с внутренним состоянием. И лишь включая огромные любовь и понимание, можно нет, не увидеть окружающий человека его ураган, но хотя бы принять его существование. Потом попытаться приблизиться еще. И, может, в самой идеальной ситуации "второй половинки" соединить свои штормовые воронки и соединиться в едином для обоих "оке бури". В этом романе соединения не случилось. Но после годов собственных мучений, терзаний и даже ненависти у Юджина и, следовательно, у автора открылись глаза на собственное неодиночество в несчастье.

И, конечно, нельзя не сказать нескольких слов о языке автора. О пресловутом его многословии, о "листе, камне, двери". Скажите, вы любите фильмы Джармуша? Вспомните моменты тишины, моменты бездействия и бессобытийности. Когда минутами в сюжете ничего не происходит. Идет по улице "Пес-призрак", отдыхают под музыку "любовники-вампиры". И если вы любите Джармуша, то именно за эти моменты. Когда ваше сознание приходит в спокойное равновесное состояние, расслабляется и погружается в создаваемый автором мир. Тут все длительные бессюжетные пассажи Вулфа работают по тому же принципу. Эти слова, эти лирические отступления – лишь камертон, которым Вулф настраивает своих читателей на нужный ему в данный момент лад. Не нужно вникать в смыслы, искать детали сюжета. Нужно пропустить через себя образы и уловить тонкую материю ощущений, которые автор хотел передать своему читателю. Погрузитесь в этот роман. Отдайте ему весь свой разум в момент чтения. Не требуйте от него ничего, и он даст вам весь мир. Даст вам себя.

C.R.
Я даже не рассматривала другие варианты этого романа. Влюбилась в эту обложку с первого взгляда и долго искала на обменах именно эту книгу. И она лучшая среди всех вариантов, в том числе первых изданий. Нигде для меня не передана так близко главная эмоция романа.

Svetlana-LuciaBrinker написал(а) рецензию на книгу
Оценка:

Взгляд во мрак на свою жизнь

Это великая книга. Теперь я понимаю, почему Брэдбери мечтал о том, что полёт на Марс, уход человечества в космос, был описан Вульфом. В рассказе «О скитаньях вечных и о земле» Рэй Дуглас Брэдбери великий Брэдбери даёт волю своему отчаянью от того, что Вульфу больше ничего не написать. Вульф - это его Пушкин. Разве хотя бы один из нас не мечтал о том, чтобы отправиться в февраль 1837 года с пенициллином?..
Брэдбери полагает, что только Вульф с его неповторимым языком, с описаниями, подобных которым я не видела ни у кого другого, способен создать роман о чудесах будущего. Действительно, у него бы получилось. Можно было бы надёргать цитат, чтобы попытаться проиллюстрировать удивительный стиль Вульфа. Но, мне кажется, вне контекста его цветистые трагические метафоры одиночества, непонимания и разочарований выглядели бы неестественно и даже смешно. А Юджин (автобиографический персонаж) больше всего на свете ненавидит насмешки.
Я начинала читать роман как ординарную семейную сагу: в первых главах он чем-то напоминает представителя этого своеобразного жанра. Но примерно к середине сообразила, что читаю совсем другое: исповедь мыслящего человека, в ужасе от своего несовершенства и одновременно сгорающего от гордости собственным талантом. Бродяги и поэта. Младшего сына, которому досталась вся материнская любовь, все надёжды, все неисполнимые желания. Всё это вместе стоит того, чтобы медленно, вдумчиво, без суеты прочесть эту роскошь.
Мне встретились на страницах романа несколько внезапных открытий. Например, что Вульф не доверял невозмутимым сиделкам:

"...жалость была ей не свойственна, а взамен в ней таилась холодная страсть к страданиям, приносимым болезнью и смертью. Свою бесчеловечность она скрывала под маской профессионализма, говоря: — Если бы я давала волю своим чувствам, что стало бы с моими пациентами?"

А что лучше, "Тамара лечит - я реву"? Вот причудливое требование, предъявляемое к персоналу по уходу: страдать вместе с пациентом. А если не видно, что сестра мучается, значит, она плохой работник. Ничто не идёт в счёт: ни успешные реанимации, ни сверурочные, отдаваемые добровольно, ни напряжённое внимание к любым переменам в состоянии пациента. Не ревёшь, фигурально выражаясь, значит, ты упырь, оборотень в белом халате, садист-любитель чужих страданий, и место твоё... ясно, где. Невесело. Работаем дальше.
Следующее: Вульф бесподобен в своём социальном сарказме.

"Потребность в бунте у него была такая же, как у большинства американцев, — другими словами, её не было вовсе. Его удовлетворяла любая социальная система, которая обеспечила бы ему удобства, безопасность, деньги в достаточном количестве, а также свободу думать, есть, пить, любить, читать и писать, что он хочет".

Интересно, это он, автор, восхищается или негодует? И ещё: а не все ли мы таковы?
Наконец, лично мне невероятно забавно было читать, что Юджин (Томас) так же любит играть в игры, как и я. Устраивать свой собственный восхитительный перфоманс "for one".

"Иногда он звонил в дверь и робко спрашивал: — Это дом номер двадцать шесть? Меня зовут Томас Чаттертон. Мне нужен джентльмен по фамилии Колридж… мистер Сэмюэл Т. Колридж. Он живёт здесь?.. Нет?.. Простите. Да, двадцать шесть, я совершенно уверен… Благодарю вас… Я ошибся… Проверю по телефонной книге. Но что, думал Юджин, если однажды на одной из миллиона улиц жизни я действительно его найду?"

Знаете, я так делала одним летом. Волей судьбы оказавшись в Питере (1990) без денег и возможности вернуться домой, рассорившись с друзьями и не решаясь попросить помощи у родителей, я звонила в чужие двери и спрашивала Ольгу Сергееву. И однажды нашла её!
Об этом я как-нибудь напишу. Люблю тебя, Том Вульф!

Не помню, кто посоветовал, это произошло, когда я ещё не умела пользоваться Лайвлибом. Жаль! Благодарю этого замечательного друга!

k_gorod написал(а) рецензию на книгу
Оценка:

"Нет, я буду! Буду! Один, один и далеко, за завесой дождя"

Некоторые книги запоминаются далеко не сюжетом или посланием читателю.
Некоторые книги становятся отдельными кадрами в голове, превращаются в собственные воспоминания.
Вдруг они - часть тебя самого, твои сны, картинки, слова, ощущения.
Эта книга оставила во мне множество воспоминаний - существительное+сотни его окружающих прилагательных, единственный предмет и его атмосфера. Это колоссальное открытие - всеобъемлющий хаос, при явной упорядоченности любой характеристики.

Помню листья салата, и туман на террасе. Город где-то вдалеке и пыль на дорогах. Подслушанные разговоры...
Теперь это мои воспоминания, превратившиеся в мою жизнь. Они сопровождены вкусом и цветом, запахами и звуками.
Какой должна быть книга, что бы так глубоко проесть сознание и распространиться в нем так сильно, что разницу уже не отличить.
У меня создалось ощущение, что Юджин - мой добрый друг. Как-будто мы были с ним знакомы всю жизнь, в которой он появился и остался просто сказав "Я буду!".

Атмосфера книги напоминает стихи Дилана Томаса. Просто чувствуется какая-то атмосферная параллель, на слабоощутимом уровне.
"Я бродил по берегу грязной консервной свалки, и уселся в огромной тени паровоза «Сазерн
Пасифик», и глядел на закат над коробками вверх по горам, и плакал. Джек Керуак
сидел рядом со мной на ржавой изогнутой балке, друг и мы, серые и печальные, одинаково
размышляли о собственных душах в окружении узловатых железных корней машин."

Удивительно, что Томас Вулф после своей смерти оставил целый чемодан рукописей, совершенно не систематизированных, неназванных - абсолютный хаос. Из этого чемодана и родились романы "Домой возврата нет" и "Паутина и скала".

Книга "Взгляни на дом свой, ангел" тот самый "чемодан", который, может быть, герой Веничка держал у сердца и никак не мог потерять. Такой чемодан - маяк, дом. Да, именно твой дом, который невозможно забыть, потому что он прошил твою голову и душу вдоль и поперек, дом, который невозможно покинуть навсегда, который невозможно забыть.
Даже через много лет после прочтения романа Т.Вулфа, хочется остановиться... и взглянуть на дом свой.

Akimi085 написал(а) рецензию на книгу
Оценка:

Никогда не читала ничего более сложного. Вообще отношения с этой книгой были сложными с самого начала. Её нельзя было найти в интернете, да и далеко не во всех книжных она была - пришлось поискать.
Наконец-таки я ее купила и приготовилась погрузиться в чтение... С таким же успехом можно было пытаться погрузиться в битум - долго, медленно, но зато наверняка и так, что не вылезешь. Очень сложный и часто вычурный язык (может, язык оригинала более органичен, не знаю), абсолютно разноплановые, хаотичные, противоречивые описания персонажей, сознательный отказ от любого подобия сюжета и выделения главных героев.
Честно, иногда и книга, и герои раздражали ужасно; иногда затягивали так, что трудно было оторваться. Сейчас мне кажется, хотя в этом нет полной уверенности, что раздражала собственная ограниченность и узость, которая просто не может вместить талант Вулфа. И наверное, описания героев не хаотичные, противоречивые и разноплановые, а всеобъемлющие, тщательные и точные.
В общем, надо умнеть и перечитывать книгу.

admin добавил цитату 3 года назад
Каждый из нас – итог бесчисленных сложений, которых он не считал: доведите нас вычитанием до наготы и ночи, и вы увидите, как четыре тысячи лет назад на Крите началась любовь, которая кончилась вчера в Техасе.
admin добавил цитату 3 года назад
Они потребовали музыки покрепче, вина погромче.
admin добавил цитату 3 года назад
Что же вернется? О, весна, жесточайшее и прекраснейшее время года, весна вернется. И чужие погребенные люди вернутся, цветами и листьями чужие погребенные люди вернутся, а смерть и прах никогда не вернутся, ибо смерть и прах умрут.
admin добавил цитату 4 года назад
Иногда в пьяном безумии он пытался напугать ее, притворившись мертвым, — один раз настолько успешно, что Бен, нагнувшись в коридоре над его окостеневшим телом, поверил и побледнел.
— Сердце, кажется, не бьется, мама, — сказал он с нервным мерцанием губ.
— Ну, — ответила она, тщательно и преднамеренно выбирая слова, — он перегнул-таки палку. Я знала, что этим кончится.
Сквозь сощуренные веки он смотрел на нее свирепо и уничтожающе. Она, мирно сложив руки на животе, внимательно его разглядывала. Ее спокойный взгляд перехватил медленное движение украдкой дышащей груди.
— Возьми его кошелек, милый, и все бумаги, — распорядилась она. — А я пошлю за гробовщиком.
С яростным визгом покойник восстал из мертвых.
— Я так и думала, что это приведет вас в чувство, — сказала она самодовольно.
Он поднялся с пола.
— Ты адская псица! — возопил он. — Ты готова выпить кровь из моего сердца! В тебе нет ни милосердия, ни жалости, бесчеловечное и кровожадное ты чудовище.
admin добавил цитату 4 года назад
— Подумаешь, горе, малый! Подумаешь, горе! — сказал мистер Фарелл из Майами, учитель танцев. — Женщины, как трамвай: упустишь одну, через пятнадцать минут будет другая.