Пролог
На крыльях ветра рея ввысь,
На лунные сев лучи,
Толпою пери собрались
На вершине горы в ночи.
«О сестры! скал и родников
Прелестные духи, – сюда!
Оплачем юную любовь,
Погибшую навсегда!..
Кувшином девушка брала
Волну от семи ключей.
С семи кустов цветы рвала,
Гадать о любви своей.
Под звезды воду и цветы
Она поставила в ночь,
Моля у звездной высоты
В любви ей, бедной, помочь…
Жаль нам, Ануш – горный цветок!
Жаль горькой любви твоей!
Жаль стан твой стройный, розы щек!
Жаль темных морей – очей..»
Цветы раскрылись по склонам гор,
Как взоры, полные слез,
И с тихим ветром в ночной простор
Стенанье их понеслось:
«О, горе, Ануш, о, горе, наш друг!
Любви твоей жалко нам…
О, горе, Саро, о горе, пастух!
Любимым твоим горам!..»
«О сестры! скал и родников
Прелестные ду’хи – сюда!..»
Так хором скорбных голосов
Звучала всю ночь высота.
Волшебный зов, с угрюмых круч
Летящий к лугам в росе…
Но, лишь заиграл первый луч —
Незримо исчезли все,
Спрятались в дуб толстоствольный,
В холодные ручейки,
Канули в пенные волны,
Летящей со скал реки…
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
I
Лори меня вновь неустанно зовет,
Тоска по отчизне мне сердце томит.
И властно расправила крылья, и вот
Душа моя к дому родному летит.
А там, перед отчим сидя очагом,
С тоской и надеждой давно меня ждут
И, слушая вьюгу в ночи за окном,
О витязях древних беседу ведут.
Туда – где гора над горою встает,
Где по небу горы ведут хоровод,
Где пьяные горы встают поутру,
Как гости, на свадебном буйном пиру
Плясавшие, пившие целую ночь,
Когда стародавние богатыри
Дэв-Бед и Дэв-Ал Арагацову дочь,
Украв, привезли в неприступный Лори.
II
Эй! горы зеленые, детства друзья!
Опять я вас вижу, и вспомнилась мне
Счастливая ранняя юность моя!
Любимые лица прошли, как во сне,
Прошли, будто множество ярких цветов,
Что прошлой весной здесь на склонах цвели,
Прошли, как ручьи прошлогодних снегов, —
Но снова взываю я к ним издали…
Вы – первые воспоминания! вам
Привет моей осиротелой души!
Вас ищет она по горам и холмам,
Взволнованным голосом кличет в тиши!
«Из тьмы, из могилы вставайте опять,
Хочу вас увидеть, услышать, обнять!»
И снова дышите весной бытия,
Чтоб высшей отрадой наполнился я.
III
Из темных пещер, с обомшелых громад
Утесов, из чащи безмолвных лесов,
Сквозь годы, как эхо, – я слышу – звенят
Далекие звуки родных голосов.
Вновь крики кочевья звучат издали,
И вновь над шатрами дымки расцвели.
И бодро встают из предутренней тьмы
Знакомцы, и прошлое снова живет.
А там, где росою дымятся холмы,
Чу! – слышишь? – пастух в отдаленьи поет:
IV
«Эй, сиди в шатре, девушка, молю!
Закружила ты голову мою.
Я забыл покой, как ашуг пою.
С песней, как в бреду,
По лугам иду.
Бросил я овец,
За тобой бреду.
Ты огнем любви сердце мне сожгла,
Нитями волос ноги обвила.
Я умчу тебя силой из села,
Эй, девушка гор,
Красавица гор,
Смуглая краса,
Черная коса!
Коль не суждена ты мне никогда —
Не стерплю тогда, кровь пролью тогда,
В горы я уйду, сгину без следа!
Эй, полночь – глаза!
Эй, море – глаза!
Погублю себя
Я из-за тебя!»
V
Саро молодой на склоне поет, —
Не может Ануш в шатре усидеть.
«Ты знаешь, нани
1, нас кто-то зовет…
Ну, слушай, нани… Ну, дай поглядеть!»
«Довольно, Ануш, в шатер свой войди!
Ведь девушка ты, спокойно сиди.
Увидят тебя – осудит народ,
Худая молва повсюду пойдет».
«Нани, погляди-ка, на склоне другом
Щавель, как ковер, зеленеет кругом.
Пусти погулять ты дочку свою,
Нарву щавеля, «Джан-гюлум» спою».
«Ты что потеряла, негодная, там?
Что тянет тебя к молодым пастухам?
Сиди-ка в шатре да за дело берись,
Будь скромной! ведь ты уж невеста! Стыдись!»
«Ой, сердце мое беспокойно давно,
Нани, и томится и ноет оно,
То вдруг окрылится и рвется тогда
Не знаю – куда! Не знаю – куда!
Нани-джан!
2 Нани!
О, как же мне быть?
Покоя мне нет, что сделать с собой?
Нани-джан! Нани! позволь же сходить
С подругами мне – к ручью за водой!..»
VI
В ущелье девушки толпой
С кувшинами бегут,
Смеются, шутят меж собой,
И на бегу поют:
«Сквозь тучи падает поток
В кипучем серебре;
Чей яр
3, печален, одинок,
Рыдает на горе?
Эй, воды снеговых вершин,
Спадающие с гор,
Бегущие по дну долин
На луговой простор!
Видали ль яра моего?
Напился ли мой яр?
Прошла ли боль в груди его —
Бессонный сердца жар?»
«Твой яр, огнем любви спален,
Пришел, воды испил;
Как жаждал он! – Но жажды он
Водой не утолил…»
«С вершин бежит поток седой
В кипучем серебре…
Ах, то – мой яр, то – милый мой
Рыдает на горе!..»
VII
И в сердце у матери выросло вдруг
Глухое сомненье, неясный испуг…
«Давненько Ануш кувшин свой взяла,
Спустилась к ручью – и все не пришла…
А тучи сгустились, окутали высь,
В ущелья забились, друг с другом сплелись.
И – страшно! – беды не случилось бы с ней,
Немало ведь бродит недобрых людей…
Ануш, ох, бессовестная!» – И встает
Старуха и к краю ущелья идет.
И, ко лбу ладонь прислонивши, кряхтя,
Бесстрашное кличет и кличет дитя:
«Эй, дочка, срамница! Что делаешь ты
В овраге одна средь такой темноты;
Глянь – тучи какие, гроза на пути!
Ты что потеряла, не можешь найти?
Ты слышишь, Ануш? Эй дочка Ануш!» —
И бьет по коленям и охает: «вуш!»
Над пропастью мать, растерявшись, сидит
И вниз, с омраченной душою глядит…
А тучи сгустились, окутали высь,
В ущелья забились, друг с другом сплелись
И – страшно! – беды не случилось бы с ней,
Немало ведь бродит недобрых людей…
VIII
«Ну, пусти меня!.. Слышишь? Мать звала…»
«О, не уходи! Погоди, молю!..»
«Ах, пусти, уйду… Я с ума сошла!..
Нет! не любишь ты так, как я люблю;
Только я одна плачу и томлюсь,
Думала – тебя вовсе не дождусь.
Ты совсем, совсем про меня забыл:
С коих пор одна здесь сидела я,
Я ждала, ждала, ты ж не приходил,
Все глаза в тоске проглядела я!
Нет, ты меня
Не слушаешь,
Ты обо мне
Не думаешь…
А я сгорю,
Огнем взовьюсь,
Я растворюсь,
Ручьем прольюсь.
Не знаю я,
Чем стану я,
Коль еще раз
Так буду ждать…
Ива – говорят —
Девушкой была,
Милого ждала,
Милый не пришел.
Стан склонив, как ствол,
Ивой у реки
Сделалась она,
Высохла с тоски…
Шелестя листом
Тонким над водой,
Все стоит она,
И дрожит она,
И скорбит тайком
Вечно об одном,
Лишь о том, как яр
Милую забыл…»
«Ах, Ануш, Ануш! – упрекаешь ты,
А не знаешь ты —
Для кого свою песню я пою,
С кем я говорю?..
И свирель моя, жалуясь без слов,
Чью зовет любовь…
И, когда в мечтах застываю я,
С кем бываю я…
И тоской о ком весь я полонен.
И о ком мой стон…
Ах, Ануш, Ануш! сердца нет в тебе!» —
Юноша пастух,
Пал на грудь Ануш, застонал в мольбе
Замолчал, потух.
IX
«Ануш! Эй, Ануш! – скорее иди!» —
Старуха нани вздыхает, кричит.
«Иду я, нани! Иду! Подожди!» —
Ответ в глубине ущелья звенит.
Рассыпались косы у ней по спине,
И пряди упали на щеки в огне,
И вышла из пропасти, сквозь облака,
Как лань, убегающая от стрелка,
Кувшин на плече притащила пустой
И нет на плече у ней для кувшина
Подстилки. В ущелье осталась она.
Эх, горе – беспечность души молодой.
«Нани, испугалась я!» – дочь говорит.
И хочет всплакнуть, да слеза не бежит. —