Елена Ивановна Кршижановская
Крыша под руками

Пиджак за бортом

Сева лежал на спине, сыпал пригоршнями песок себе на живот и уныло вздыхал. На пляже полным-полно людей. Хорошо им: пришли целыми семьями или большой компанией, или хотя бы вдвоём. Есть с кем побегать наперегонки, поговорить о том, о сём.

С самого утра он один слонялся по Приморскому парку. Друзья разъехались на лето кто куда. Знал бы Сева, как опротивеет молчать, когда столько народу веселится вокруг, захватил бы из своего дома кого-нибудь из мелюзги, а то, на худой конец, девчонку.

Так и бродил один. Правда, покидал мяч с большими ребятами, но они вскоре ушли. Заговорил с другими, да тем, видно, и без Севы не было скучно. Потом ещё с диким криком выскочил из-за дерева — напугал девчонок. Они, как полагается, повизжали, посердились, опять уселись на скамейку и занялись бесконечной болтовнёй.

У самой головы Севы бегал взад-вперёд мальчишка, тряся купальной шапочкой. Сева перевернулся со спины на живот и схватил надоедливого бегуна за колено.

Мальчишка грохнулся и заревел на весь пляж. Падать в мягкий песок никому не больно. Сева перекатился на спину и спокойно слушал, как родственники этого нюни возмущались хулиганами, которых зря пускают в общественные места. А о том, что неприятно, когда тебе капают на голову с мокрой шапки и пылят в нос песком, никто не говорил. Но Севе даже нравилось это ворчание. Всё-таки чувствуешь себя среди живых людей.

Справа по реке шла лодка. Она приближалась зигзагами, заваливаясь то на один борт, то на другой. Парень в трусах беспорядочно лупил вёслами по воде. Второй сидел на корме, а за спиной его колыхалась наваленная грудой одежда.

Вдруг лодка сильно накренилась и что-то жёлтое скользнуло в воду. Ещё два-три взмаха вёсел, и парень привстал, радостно крикнул:

— Ух, Родик! Твой пиджак ныряет!

Родик вытянул голову на тощей шее, испуганно оглядываясь. Лодку несло течением, а пиджак, намокая, темнел и понемногу скрывался под водой.

Сева стряхнул с груди песок и вскочил, довольный неожиданным развлечением. На поверхности покачивался уже только один рукав.

— Ключи в кармане, деньги! — простонал Родик. — Поворачивай же, дурак, грести не умеет!

— Валяй сам, раз так. — Парень бросил вёсла. Лодка повернула в сторону, отдаляясь от пиджака.

— Ну что делать, что делать!

С берега посоветовали прыгнуть и выловить пиджак.

— Не плаваю я, — сказал Родик. Столкнул парня, сел на его место, рванул весло. Чуть бы — и утопил уключину. Еле подхватил.

— Поразительные растяпы, — заворчал Сева и неторопливо зашлёпал по мелкому песчаному дну. Потом, как бы нехотя, стал всё глубже уходить в воду. Минуты через две, поднимая брызги, высунул руку и помахал пиджаком, точно большой рыбиной.

С лодки донёсся радостный вопль.

* * *

Нельзя сказать, чтобы парни на лодке понравились Севе, скорее наоборот. Вялые, бестолковые, и вид какой-то… не загорели вовсе, точно мелом присыпаны. Сидят — спины колесом, руки и ноги тонкие. Макаронины вспоминаются, глядя на них.

Родик не захотел расстаться с Севой и решил провести остаток дня вместе. Севе так опротивело болтаться одному, что он согласился. Пускай хоть такие, раз никого нет. Кроме того, всё же лестно: парни взрослые, лет по семнадцать, не меньше.

Пригнали лодку к пляжу, Сева забрал вещички и сел на вёсла. Теперь шли против течения, к лодочной станции. Чуть похлопывая парусами, проносились мимо яхты. Вблизи особенно заметен их быстрый и какой-то лёгкий, без напряжения ход. Стучат моторами катера, будоражат спокойную реку.

Лодка замечательно слушается Севу. Когда нужно, повернётся носом к волне, потом выпрямится и ровно, упорно движется против течения.

— Считай, нам повезло, — сказал парень, удобно развалившийся на передней скамье.

— С Севой-то? Факт, — кивнул Родик. — Грести ему нипочём, а плавает прямо лихо… Вообще Нептун и всё такое.

— Морской директор.

— Свой человек у воды.

Сева улыбнулся.

— Хочешь верь, хочешь нет, а мы бы в этой посудине до ночи трепыхались без тебя. Насчёт грести мы оба не того… Верно, Жорка? — спросил Родик приятеля.

— Ага. И на пиджачке бы сейчас рыбки отдыхали, червячки, жучки. Кто там в реке ещё?

— А ты и рад бы, — надулся Родик.

— Мне-то что. Сам напихал всякой дряни в карманы, пиджак и на дно… Давай, Севка, нажми, до смерти надоела эта скорлупа.

— Скорей бы выбраться из мокрятины да махануть в кино, — сказал Родик и зевнул.

Сева во все глаза посмотрел на парней. Кажется, всерьёз говорят. Как может надоесть река, зелёный берег, солнце, если ты сидишь в лодке не один? Непонятные люди. Вон Родька на корме. Вытянул тощую шею, покачивает головой, прикрыв глаза, и что-то напевает с зажатыми губами. И вид у него такой, будто всё и всех презирает.

— Хотя нет, ребята, сегодня кино не состоится. Надо позаниматься: три дня уже не играл, чёрт знает что, — сказал Родик.

— До чего ты опротивел с этой музыкой дурацкой! — поморщился Жорка. — Ах, некогда! Ах, рояль! Мамочка велела гаммы играть… Эх ты! Ради чепухи компанию бросаешь. Ну и катись.

Родик беспомощно улыбнулся:

— Ну ладно, перестань бубнить. Идём куда хочешь.

* * *

Они шли по длинному проспекту, все трое почти одного роста. Прохожие смотрели на Севу, не замечая идущих с ним разодетых парней. Кажется, ничего особенного: потёртые вельветовые брюки, рубашка в полоску, коротко стриженные тёмные волосы. Но рядом с бледными, хилыми Родиком и Жоркой мальчик казался особенно загорелым, крепким, каким-то ярким. Он шёл, мягко и быстро переступая ногами в тапочках, всё время невольно вырывался вперёд и сразу тормозил, дожидаясь спутников.

Родик протянул Севе пачку папирос.

— Спасибо, не хочется.

— Ты что, не парень?

— Маленьким вредно. Купи ему молочка, — хмыкнул Жорка.

Сева взял папиросу. Интересно попробовать, никогда не курил. Довольный победой, Родик с готовностью зажёг спичку.

— Научим жить, будь уверен. С нами не пропадёшь.

По лицу Севы не было заметно, как ему противен дым. Скорее бы догорела эта гадость, только не вытошнило бы.

— Правильный ты парень, вижу. — Родик достал измятую пятёрку. — Угощаю всю компанию.

— У меня деньги есть, — сказал Сева.

— Ну! сколько? — оживился Родик.

— Полтинник наберётся.

— Богато живёшь, — кисло улыбнулся Жорка.

Папироса никак не хотела догорать. У Севы кружилась голова, и он не мог сосредоточиться, чтобы ответить похлеще. Жорка взглянул на часы и сказал, что пора звонить какой-то Муське. Оба втиснулись в телефонную будку, а Сева ждал у приоткрытой двери. Родик набрал номер, Жорка вырвал трубку, и они стали пихать друг друга, красные от злости.

Зазвенело выбитое стекло, на асфальт посыпались осколки. Парни выскочили из будки и пустились бежать. Сева бросился следом, но его взял за локоть пожилой мужчина.

Сева швырнул дымящийся окурок и проводил глазами жёлтый измятый пиджак в руке убегающего Родьки.