– Можно дать совет? Перестань так много думать. Иногда лучше просто отпустить поводья, и жизнь, как хорошо обученная лошадь, сама выведет тебя на нужную дорогу.
– Так не бывает, Хэйл, – слабо улыбнулась Рэйвен. – Ничто не случается «само». Это всегда нужно уметь устроить.
– Нельзя всё и всегда держать на контроле. Просто – расслабься.
– Боюсь, это будет слишком опасно.
– Гораздо опасней – бояться.
Да уж. Сексуальная жизнь ни у кого не проходит без эксцессов, а Рэйвен особенно не повезло. Обычно девушкам приходится беспокоиться о том, чтобы не забеременеть, а ей – о том, как бы не сожрать партнёра в экстазе.
Мужчин всегда до края доводят ничтожнейшие из женщин.
Глупые дурочки, вроде той, какой я была ещё вчера, обманывают себя фантазией, будто мужчины боятся любить из-за возможности быть раненными, уязвлёнными и отвергнутыми? Ага! Сейчас! Вы просто не хотите брать на себя ответственность. Чувства здесь ни при чём. Обычная душевная лень.
– У твоего мужа нет внятного происхождения, которое так приятно демонстрировать в узком кругу, – пожал плечами Уорлок. – Нет связей, нет богатства, выражаемого движимым или недвижимым имуществом. Зато у него есть то, что для людей разумных стоит даже дороже – характер, мозги, доброе сердце и воля. Этот капитал при правильном вложении может дать очень неплохие дивиденды.
«Жить своим умом», – выражение, которое Рэйвен чаще всего от него слышала.
Жить своим умом – значит, поступать по своему усмотрению, во имя собственного блага или убеждений, не оборачиваясь на мнение других. Жить своим умом значит идти путём, неторным и трудным, к своей цели, а не по колее, проторённой для людей, бредущих вперёд словно стадо.
– Мне опасно расправлять крылья. Вы же знаете?
– Лететь всегда опасно, но опасность и риск не исключают попыток действия, дорогая моя девочка. Нельзя вечно убегать от того, чего страшишься – так проще всего потерять себя. Нужно взять наконец барьер, порвать цепь и почувствовать себя свободным.
Да, подслушивать нехорошо. И что? В решающий момент это кого-то останавливало?
Такие, как Эми, искренне верят, что красота души перевесит в чужих глазах не слишком свежую, мятую одежду, не модную причёску, отсутствие макияжа или маникюра. Это не так. Никто не отменял вечных законов. Бабочка летит к красивому цветку, а мужчина ищет глазами яркую, как бабочка, лёгкую, нежную, манящую ароматом женщину. Красота души важна не менее, чем красота тела. Но лучше всего, когда и то, и другое идёт в комплекте.
– Жизнь у всех складывается по-разному, дорогое моё дитя. Одни начинают её с полным сердцем, чтобы по капле, год за годом, терять веру в людей, способность любить их. Другие в начале пути смеются над любыми проявлениями эмоций, видя в них лишь слабость. Но избежать великой силы любви не дано никому.
– Вы считаете любовь слабостью, отец?
– Любовь сама по себе не слабость, напротив, величайшая сила, но она делает нас уязвимее. Когда ты один, ты думаешь лишь о себе, стараешься только ради себя, защищаешься сам. Если у тебя не выходит защититься, умирая, ты ни о ком не беспокоишься. Но когда смысл твоего существования переносится в иной центр – всё усложняется в разы. Ты уже не способен принимать решения по своему усмотрению, ты не имеешь право рисковать. В итоге ты не контролируешь ситуацию. И если ты на всё на это решаешься, ты либо очень сильный человек, либо – глупец.
– Как странно слышать от вас такие речи. Вы… вы любили мою мать, отец?
– Не уверен, что в этой истории уместны речи о любви. Я был палачом, она – жертвой. Пусть сильной, прекрасной, пусть грозной, но – жертвой. Я хотел твою мать во всех проявлениях этого слова. Но самое страстное желание – это ещё не любовь. Между палачом и жертвой любви быть не может. Возможно лишь месть и раскаяние.
– Ты сейчас озвучиваешь самую распространённую женскую ошибку, из-за которой так многие из вас страдают. Дело не в том, что мужчина не встретил «подходящую», как ты выразилась, женщину. Не потому он скачет по всем кроватям, меняя женщин, как перчатки. Дело в том, что мужчина просто такой, сам по себе. Ему не надо «подходящей». Его устраивает этот формат отношений. И какой бы умницей, красавицей, лапочкой и феей ты не была – ему плевать. Он меняться не собирается. И ничего с этим нельзя поделать.
Самое дорогое всегда является непрошенно, незапланированно и внезапно.
Большее количество мужчин в жизни женщины ещё ни разу на практике не решало проблему. Ни одну. Лишь увеличивало.
Лишь единицы понимают, что суть жизни не в том, чтобы схватить и держать, а в том, чтобы насладиться и отпустить. Не рвать цветы – дать им цвести в саду, не держать животное в клетке – а отпустить на волю, не приковывать к себе любимого, требуя во всём выполнять свою волю, а принять его таким, какой есть, стараться сделать счастливым, наслаждаться каждым мгновением рядом. А если он захочет уйти – пусть идёт. Всё равно человеку не дано ничего удержать. Уйдёт всё. Даже сама жизнь.
—... Сегодня я почти успел поверить в то, что ты мертва. Что я могу тебя убить, Красный Цветок. Я тебя почти потерял! И поняв это, мечтал умереть до того, как узнаю о том, что в Мире Трёх Лун тебя больше нет!
—... Поверженного врага нельзя щадить. Поднявшись, он станет в три раза сильнее!м
Мы все являемся продолжением чьей-то истории. Счастлив тот, у которого предыстория светлая. Мне, увы, так не посчастливилось.
Если бы кому-то из Всевышних пришло в голову справиться о желаниях, живущих в моём сердце, я бы призналась, что больше всего хочу, чтобы меня любили. Просто — любили. По-детски глупое, по-женски наивное желание, в котором умная и могущественная я не призналась бы ни одному смертному.
—... всё имеет плохую привычку заканчиваться. Чем ярче момент, тем он короче.
Когда много говорит женщина — она впадает в эмоции. Когда много говорит мужчина — он либо лжёт. Либо задумал пакость.
Удовольствие — радость тела. Любовь — душевная боль.
—Ты поверишь, если я скажу, что жалею?
— Жалеешь — о чём?
— О том, как повёл себя с тобой. — Хищные пальцы поднялись к плечам, чувствительно их сжимая.
В звериных глазах плескалась боль. Нечеловеческая. И не звериная. Непонятная. Пугающая.
— Очень жалею.
— Не понимаю, — метнулась я в безуспешной попытке вырваться.
— Не понимаешь? — прорычал он. — Будь проклята, Красный Цветок! Ты стала наваждением! Я болен тобой! Ничто не способно меня удовлетворить: ни похоть, ни смерть, ни кровь, ни боль — своя ли, чужая. Впервые меня преследуют женские глаза — твои глаза! —в которых беспросветный мрак борется с негасимым огнём. Эти глаза — воплощённая Бездна! Мягкие девственные губы, не знающие поцелуев. Волосы — живое пламя. Лицо, прелестное и жестокое. Ты слепа, девочка! Любая другая на твоём месте давно разглядела бы мою склонность и использовала бы её с пользой. Другая! Но не ты. —...— Я всегда презирал женщин. Их власть над мужчинами казалась мне достойной насмешек. Продажное мясо разного цвета. Разукрашенные дуры! Слабые, капризные, глупые создания. В них нет вызывающей прелести, того нерва, что есть у молоденьких юношей. Первой гибкости ветвей, цветочного стебля. Тела мальчишек подобны лучшим инструментам, способны равно воспринимать боль и наслаждение. Но с тех пор, как ты здесь, ни один самый страстный, самый прекрасный любовник не способен меня воспламенить! Я вижу твой образ за любым из них. Я знаю, они не умеют драться так, как дерёшься ты — свирепо! И нежно! И ни один, ни и один из них не бывает столь холоден, бесчувственен, смертоносен, как холодна, бесчувственна и смертоносна ты, — мой ядовитый красный цветок!
—Ты поверишь, если я скажу, что жалею?
— Жалеешь — о чём?
— О том, как повёл себя с тобой. — Хищные пальцы поднялись к плечам, чувствительно их сжимая.
В звериных глазах плескалась боль. Нечеловеческая. И не звериная. Непонятная. Пугающая.
— Очень жалею.
— Не понимаю, — метнулась я в безуспешной попытке вырваться.
— Не понимаешь? — прорычал он. — Будь проклята, Красный Цветок! Ты стала наваждением! Я болен тобой! Ничто не способно меня удовлетворить: ни похоть, ни смерть, ни кровь, ни боль — своя ли, чужая. Впервые меня преследуют женские глаза — твои глаза! —в которых беспросветный мрак борется с негасимым огнём. Эти глаза — воплощённая Бездна! Мягкие девственные губы, не знающие поцелуев. Волосы — живое пламя. Лицо, прелестное и жестокое. Ты слепа, девочка! Любая другая на твоём месте давно разглядела бы мою склонность и использовала бы её с пользой. Другая! Но не ты. —...— Я всегда презирал женщин. Их власть над мужчинами казалась мне достойной насмешек. Продажное мясо разного цвета. Разукрашенные дуры! Слабые, капризные, глупые создания. В них нет вызывающей прелести, того нерва, что есть у молоденьких юношей. Первой гибкости ветвей, цветочного стебля. Тела мальчишек подобны лучшим инструментам, способны равно воспринимать боль и наслаждение. Но с тех пор, как ты здесь, ни один самый страстный, самый прекрасный любовник не способен меня воспламенить! Я вижу твой образ за любым из них. Я знаю, они не умеют драться так, как дерёшься ты — свирепо! И нежно! И ни один, ни и один из них не бывает столь холоден, бесчувственен, смертоносен, как холодна, бесчувственна и смертоносна ты, — мой ядовитый красный цветок!
—... Сегодня я почти успел поверить в то, что ты мертва. Что я могу тебя убить, Красный Цветок. Я тебя почти потерял! И поняв это, мечтал умереть до того, как узнаю о том, что в Мире Трёх Лун тебя больше нет!