— Тэкс, граждане стражники и прочие колдуны, шли бы вы отсюда, — то ли попросил, то ли приказал пожилой эксперт. — Вы вроде как версии строить изволите, так стройте их в другом месте, тут из-за вас не продохнуть. Давайте-давайте, правой ногой, потом левой ногой… это называется «ходить». Вот и идите.
Как говорил наставник: «Цепочка инстанций, стажер! Худшее, что ты можешь сотворить, — полезть поперек батьки в пекло. Вне зависимости от результатов вылазки».
Давно известно — во время еды человек успокаивается. Жевать и психовать одновременно очень сложно, а следователю сейчас нужна была не бравада отловленного злодея, а возможность договориться к обоюдной выгоде.
Может, без острого нюха и проще. Когда Винс по закоулкам скитался, он вонищи частенько башка раскалывалась. Кабы не чуял — вдруг не болело бы? Но тогда как пить дать траванулся б. Как иначе разобрать, гнилой кусок ты из выгребной ямы добыл или есть можно? То-то же. Везде есть этот… дуализм, во. Как один вояка-математик в книжке писал. Господин книжку с интересом читал и Винсу разрешил. Пацан ни слова не понял, но про «дуализм» запомнил, словечко диковинное.
— Хочешь, я под Благословением дойду до Академии и набью морду ректору? — поинтересовался он, протягивая Анне платок. — Колдовством меня не остановят, так что пару зубов могу принести на сувениры.
Проливной дождь сменился гадкой серой моросью, под ногами чавкала грязища, а от реки тянуло ледяным ветром. Февраль норовил изобразить весну. Выходило так бездарно, что лучше б намело сугробов.
Поиск истины — самая азартная игра из всех возможных.
В глазах потемнело.
Кажется, ангелочки с фрески бросили свои игры и всей гурьбой полетели к нему, вниз.
Забирайте… – прошептал Виктор, – только я не к вам, идиотов ждут рогатые…
Она была похожа на кошку, объевшуюся краденой сметаной – плохо, конечно, что хозяйка орет и машет веником, но как приятно-то!
«Если кто-то решил признаться в чем-то важном – не спугни! Это самое важное в любом деле»
Невысокая, худая магичка должна была казаться хрупкой и безобидной. Но разве может быть такой королевская кобра, поднимающаяся на хвосте?
В глубине души Виктор был уверен, что адские ледяные или огненные бездны не так страшны, как тишина и полное равнодушие. В аду ты хоть что-то делаешь, хотя бы орешь на сковородке. И черти о тебе заботятся, дровишек подкидывают, знают, кто ты и как нагрешил. В морге ты просто улика, и всем на тебя плевать. Если задуматься – кошмар похлеще любой геенны.
Книжки, конечно, дело хорошее, но быстро заканчиваются, а новые отец привезет только через неделю.
Действительно, его чувства к нетитулованной, но правящей даме Альграда – бред сивой кобылы. Причем на княжеский Кубок по скачкам эту бредящую кобылу не пустят, не вышла своей облезлой мордой. Но, как говорят в Аквитоне, и кошка может смотреть на короля…
В моральные качества магов Виктор верил примерно так же, как в порядочность любых других людей – то есть не верил совсем.
«Придет серенький волчок, и укусит за бочок…» – промычал Виктор себе под нос.
Пусть приходит. Нет ничего слаще для следователя, чем явка подозреваемого с повинной.
У рыцаря такой доспех, что ему ничего не страшно. Потому, наверное, рыцари и не плачут никогда. Чего тут плакать, когда ты весь в железе?
Спустя примерно полминуты Анна вскинула глаза на шефа, и они с Горностаем еще несколько долгих секунд смотрели друг другу в глаза, в упор, как бойцы перед схваткой.
Или как коты перед дракой. Только дурного мява не хватало.
К своему прошлому Виктор старался относиться, как к прочитанной когда-то книге. А то, что имя ее главного героя и имя младшего следователя совпадают – так бывают совпадения и покруче.
Пусть продолжает умничать с менторским видом – человек, верящий, что остальные признают его значимость, гораздо более открыт.
«Умеешь считать до 10 – остановись на 7», – вспомнил он очередное наставление Ждановича.
В должности следователя Виктор обязан «обеспечивать законность задержания» – то есть с важным видом стоять в сторонке, а не лично давать в морду. Получалось, конечно, по- разному…
Он вышел из допросной, сохраняя серьезное, даже чуточку озабоченное выражение лица. Смысл фразы «сначала проржись» расцветал новыми красками
— Я правильно понимаю, что вы обвиняете Альберта Нильса в совращении вашей свиньи? — с каменным лицом спросил Виктор.
— Не свиньи, а призового хряка!
От господина несло полянским самогоном, дымом, какой-то сладкой настойкой и пивом. Одновременно.
Если нос Винса не врал, от такого ведра выпивки и окочуриться недолго.