Но к Иосифу уже вернулось самообладание. Очевидно, как только свыкнешься с тем, что твоя жена переспала с Господом, чрезвычайные происшествия выглядят простой банальностью.
...вежливость редко приносит плоды.
Народ, вы что, умирать разучились? Или всех молодых людей загнали в телевизоры и в мире не осталось ничего, кроме седин да морщин? Вот в мое время, если встретил сорок лет и зим, пора думать о том, как двигаться дальше, молодым место уступать. Если тянешь до пятидесяти, плакальщики на тебя уже гаденько косятся при встрече, словно ты их разорить надумал.
Тора утверждает, что Моисей дожил до ста двадцати. Мне кажется, дети Израилевы шли за ним только ради того, чтоб посмотреть, где он свалится. И наверняка ставки делали.
– Так ты не хочешь быть каменотесом?
– Я вообще-то собирался стать деревенским дурачком, если отец позволит.
– У него талант от бога, – подтвердил Джошуа.
Рутина порождает иллюзию безопасности.
Никто не совершенен… Ладно, был один парень, но мы его прикончили. Аноним
Вера — это же не разумное действие, это акт воображения.
- Отпусти народ мой, - сказал Джошуа в роли Моисея.
- Валите.
- Нельзя просто говорить «валите».
- Нельзя?
- Нет. Господь ожесточил твое сердце, и ты нас не отпустил.
- А зачем это он так сделал?
- Не знаю. Ожесточил, и все. Ладно: отпусти народ мой.
- Фигу. – Я сложил руки на груди и отвернулся, как человек с ожесточенным сердцем.
- Узри тогда, как превращаю я жезл свой в змея. Ну? Отпусти народ мой!
- Валите.
- Нельзя просто говорить «валите»!
- Почему? У тебя же клево трюк с палкой получился.
- Но там все было не так.
- Ладно. Фигу тебе, Моисей. Народ останется тут.
Джошуа помахал палкой у меня перед носом.
- Узри, я поражу всю область твою жабами. Они войдут в дом твой, и в спальню твою, и везде поналезут.
- И что?
- И то, что это противно. Отпусти народ мой, фараон.
- Жабы – они прикольные.
- Дохлыми жабами, - пригрозил Моисей. – Я поражу тебя целыми грудами смердящих, вонючих дохлых жаб.
- Ой, в таком случае забирай-ка ты лучше свой народ и валите отсюда. Мне тут все равно пора сфинксов строить и еще кой-чего.
- Черт возьми, Шмяк, там все не так было! Я тебе и другие казни припас.
- Теперь я хочу быть Моисеем.
- Фигушки.
- Это почему?
- Потому что жезл – у меня.
- А-а.
Я пришпорил верблюда. Дико раздражает, когда придумаешь что-нибудь революционное, вроде сарказма, а потом им начинают злоупотреблять любители.
— Гадина! — завопил он.
Пшеница стояла такая высокая, что я даже не видел, откуда он орет.
— И на твой дом чуму, — ответил я.
— Да я не о том. Тут гадючье гнездо. Честное слово.
— Ой, я думал, ты обзываешься. Извини, на твой дом не-чуму.
— Нам не нужны копья, — сказал Джошуа. — Я не заставлю человека согрешить воровством. Если человеку что-то нужно, достаточно попросить, и я ему все отдам.
— Отдай мне все свои деньги, — сказал я.
— Еще чего.
— Но ты же сам только что сказал…
— К тебе это не относится.
Джош, если ты немедленно не принесешь Царство Божие, я свою мамочку точно укокошу.
— Я спросил Валтасара, не увлечен ли он мною, — сообщил за ужином Джошуа.
— Только не это, — вымолвила Радость. Мы трапезничали у девчонок в покоях. Еда пахла восхитительно, а девчонки массировали нам плечи, пока мы ее вкушали. Как раз то, что нужно в конце трудного учебного дня. — Ты не должен был ему показывать, что мы за ним следим. И что он ответил?
— Что он только оправился от очень тяжелого разрыва и не готов к новым отношениям, ему нужно провести некоторое время одному, чтобы лучше понять себя, но ему очень хочется, чтобы мы были просто друзьями.
— Врет, — сказала Радость. — У него никаких разрывов не было уже лет сто.
Я сказал:
— Джош, ты такой легковерный. Парни всегда про такое врут. Вот, оказывается, почему тебе не разрешено познавать женщин. Ты не понимаешь самой основы мужской природы.
— И какова она?
— Мы — лживые свиньи. Мы что угодно наплетем, лишь бы своего добиться.
— Это правда, — подтвердила Радость. Остальные девчонки закивали.
Минуя один яйцевидный проем, задернутый бисерным пологом, Валтасар бормотнул:
— А тут девчонки живут.
— Девчонки? — переспросил я.
— Девчонки? — переспросил Джошуа.
— Да, девчонки, лопухи. Такие же люди, как и вы, только умнее и лучше пахнут.
Иерусалим. Именно сюда пришли я, Христос и Иоанн Креститель — чтобы уяснить себе волю Божью, а если повезет, то и позекать на аппетитных девчонок. (А вы что думали — нас только религия с философией парили?)
Любую дарованную свободу можно отнять.
Весь страх — он от того, что пытаешься разглядеть будущее. А если знаешь, что грядет, бояться нечего.
Преисподняя безвременна и неизменна — и невыносимо скучна, как приемная у врача.
зла в нищете нет – нищета просто открывает человека злу.
Семью нельзя завести в одиночку.
Сказать, что Эффром был неважным поваром, было бы легким преуменьшением – все равно что утверждать, будто геноцид – не очень эффективная стратегия связей с общественностью.
Рассол злился на себя: чем больше он думал о спокойствии, тем дальше оно от него ускользало. “Это как кусать себя за зубы, – утверждала дзэнская поговорка. – Хватать не только нечего, но и нечем”.
“Никогда не следует недооценивать число людей, желающих увидеть твое падение”.
И Трэвис давно уже понял, что зла в нищете нет – нищета просто открывает человека злу.