— Сядь, малый, и я объясню, что ты натворил.
— Ничего я не…
— Как бы не так! В эту дверь ты вошел по своей воле, никто тебя не заставлял.
— Ошибся дверью, — заюлил вор. — Вы что, никогда по ошибке не заходили в чужую комнату?
— Без сапог — ни разу.
- Таково женское влияние... - Не всегда. - В большинстве случаев оно благотворно.
Господи, как же ему нравилось, когда окружающие боялись его! Не важно, что перед каждым новым поединком ему приходилось подавлять свой собственный страх. Все, что следовало за схваткой, стоило этого.
Он не видел разницу между человеком, который спустил курок револьвера, направленного на ничего не подозревающую жертву, и человеком, который нанял его сделать это. В его понимании оба были убийцами.
Совесть - вполне законное чувство, но в поединке ей нет места.
- Посмейте только притронуться ко мне хотя бы пальцем... - Да мне скорее придет в голову пристрелить вас.
Гонцов с плохими вестями всегда встречают без радости.
Беда всех мужчин рода Маккейли состояла в том, что внушительная внешность вселяла в них чувство превосходства над окружающими и создавало обманчивое ощущение неуязвимости.
Кому понравится, когда его не видят в упор.
- Вы так красивы, что им кажется, будто вы не можете произнести ни слова лжи.
- Если бы я стал шерифом, мне пришлось бы несколько лет копить те деньги, которые мне платят сейчас за один заказ. Стоит ли так низко ценить себя, если все равно приходится рисковать жизнью?
— Думаю, ему очень помог бы ваш визит. Постарайтесь навестить его и поговорить. После того как он очнется, конечно. Только учтите, его нельзя расстраивать.
— Да, пожалуй, я согласна заключить временное перемирие и потолковать с этим дурачком.
— В качестве превентивных мер, однако, советую отныне держать руки при себе. Ничего личного, старина. Я сам удивился, обнаружив в себе задатки ревнивого мужа.
Матти твердо верила, что жизнь дает человеку то, что он сам вложил в нее, и что каждый волен вести себя по собственному разумению. Она частенько повторяла: «Если сам о себе не позаботишься, то никто о тебе не позаботится».
Только люди, неудовлетворенные своей жизнью, могут попытаться её изменить. Если они попросту сбегут, все останется по-прежнему.
Когда-нибудь я снова спрошу тебя, иначе ляпнешь что-нибудь эмоциональное, не отражающее твоих истинных чувств. Таково свойство всех людей. Глупо, разумеется, но данные в запальчивости ответы приводят к новым обидам, чего можно было бы избежать, с самого начала сказав правду.
В чувстве, называемом любовью, есть нечто такое, что заставляет идти за спутником жизни хоть на край света, нравится это тебе или нет.
Мужчина понимает, что влюблен, лишь когда встречает женщину, без которой не может жить
— Ты что, не привык стучать? — резко спросила она.
— Ты все равно попросила бы войти, так зачем тратить время, твое и мое?
Если мужчина слишком навязчив и нужно от него отделаться, лучше всего притвориться, что теряешь сознание, а затем лягнуть как можно сильнее.
Как глупо бороться с любовью! Разве ее победишь? Зато как чудесно, наконец, отдаться на ее милость, склониться перед ней и признать себя побежденной!
Нет, это все-таки самый счастливый день в ее жизни! И самый странный.
Не желаю, чтобы ты провела жизнь с постылым человеком и чувствовала себя виноватой, если встретишь другого. Конечно, я не говорю, чтобы ты пыталась искать его, но если любовь придет к тебе так же, как когда-то ко мне, прими ее и будь счастлива сколько сможешь.
Ей было некуда бежать, да она и не хотела делать этого. Все равно он заставит ее покориться, и хотя, она не собиралась сдаваться без боя, все же ей хотелось, чтобы он выиграл эту битву - или хотя бы думал, что выиграл. Гордость не позволяла ей уступить, но она готова была подчиниться грубой силе.
- Ты сочинила сказку для дураков, но я дознаюсь правды!
- Вы не распознали бы правду, даже если бы она пнула вас в задницу!
Прежде чем отодвинуть чашку, она не устояла перед искушением подобрать пальцем последние капли. Сунула палец в рот и застыла, увидев, как зачарованно уставился на нее капитан. Опомнившись, она поспешно потянулась к маленькому влажному полотенцу, оставленному на столе Борисом, и вытерла руки.— Прошу прощения за столь непростительное нарушение этикета. Я сладкоежка, — пробормотала она. — Умоляю, не обвиняйте меня еще и в этом преступлении!