Некоторые были даже заперты при помощи искусных замков. У Галена было достаточно времени, чтобы открыть их. Замок ведь всего-навсего позволяет честному человеку остаться честным, ты же знаешь.
– Если человек может делать что-то, это вовсе не значит, что он будет это делать.
Лучше не просить, чем попросить и получить отказ.
- Как ты меня нашел? - Как ты узнаешь, где чесать, когда чешется?
Дипломатия – это прежде всего искусство манипулирования тайнами. Разве могут разрешиться переговоры, если нет секретов, которыми можно поделиться, а можно и попридержать их? Это верно и для брачного договора, и для торгового соглашения между королевствами. Каждая сторона точно знает, что именно можно уступить другой стороне, чтобы достичь желаемого результата; и это манипулирование тайным знанием позволяет совершать величайшие сделки.
Я беру с собой себя. Это все, что мне на самом деле нужно и что на самом деле принадлежит мне.
Совместное пьянство, особенно чрезмерное, формирует связь между людьми.
Я думала, что идеалы могут защитить меня. Честь, учтивость, правосудие… они ненастоящие, Фитц. Мы все доверяем им и пытаемся спрятаться за ними, как за щитом. Но они охраняют только от тех, у кого есть такие же щиты. Против тех, кто отринул их, они бессильны.
– Я не люблю перемен, – сообщила она. – Особенно в последнюю минуту. Перемены говорят о том, что ты и раньше не был как следует готов, а теперь готов еще меньше.
Иногда человек не знает, как сильно ранен, пока кто-нибудь другой не дотронется до больного места.
Я не знаю ничего более согревающего, чем горячая еда, чай и хорошая компания.
В ночи бывает мертвая точка – это самое холодное, самое темное время, когда мир уже забыл о вечере, но еще ничего не узнал о рассвете. Время, когда слишком рано вставать и нет смысла ложиться.
Одно дело самому признавать свою вину. Совсем другое дело иметь друга, который не только согласен с этим, но еще и указывает, как велика эта вина.
Можно осознать, что ты сам виноват в своем одиночестве, но легче тебе не станет. Впрочем, это уже шаг вперед — ты начинаешь видеть, что та жизнь, которую ты выбрал, не была единственной возможной, а твое решение не являлось бесповоротным.
Правда может вытекать из человека, точно кровь из раны, и смотреть на нее бывает так же неприятно.
Дай котику масла. У меня нет причин с тобой дружить. Очень даже есть. Я же кот.
«Я был полон решимости. И все же я с трудом сумел произнести нужные слова.
— Ты говорил, что я могу называть тебя «Любимый», если ты не хочешь, чтобы звучало имя «Шут». — Я глубоко вздохнул. — Любимый, я скучал без тебя.
Он поднял руку и прикрыл ладонью рот, но тут же сделал вид, что потирает подбородок, задумавшись о чем-то. Я не знал, какое выражение он скрывал от меня. Когда он убрал руку, я увидел, что на его лице появилась ироническая улыбка.
— Боюсь, это вызовет в замке множество сплетен.
У меня не нашлось ответа, поэтому я промолчал. Он обращался ко мне насмешливым голосом Шута. И хотя я испытал облегчение, меня мучил вопрос — а вдруг он заговорил так, чтобы утешить меня? Решил ли показать свою истинную сущность или только то, что я хотел увидеть?
— Ладно, — вздохнул он. — Пожалуй, если ты хочешь, я останусь Шутом. Так тому и быть, Фитц. Для тебя я буду Шутом. — Он посмотрел в огонь и негромко рассмеялся. »
Любовь – это больше чем постель, мальчик. Если любовь не приходит вначале и не остается надолго потом, если она не может ждать и вынести боль разочарования и разлуку, значит, это не любовь. Любовь не требует постельных утех в качестве доказательства, что она истинная. Она даже не нуждается в ежедневных свиданиях.
– С тобой так бывало, что ты неожиданно понимаешь: человек, которого ты любишь, вдруг начинает вызывать у тебя совсем другие чувства?
– Странно, что ты задаешь такой вопрос мне...
Извинения далеко не всегда могут исправить причиненный вред и излечить нанесенную рану.
«Мы могли прожить всю свою жизнь и не начинать этого разговора. А теперь ты приговорил нас обоих вечно его вспоминать.»
Если любовь не приходит вначале и не остается надолго потом, если она не может ждать и вынести боль разочарования и разлуку, значит, это не любовь.
Оружие, которое мы выбрасываем сегодня, может угрожать нашей жизни завтра.
Он наконец посмотрел на меня, и я увидел боль в его глазах. Но я не отводил взгляда, требуя ответа на свои вопросы, и вдруг понял, что он разозлился. Он выпрямился и презрительно фыркнул, как будто не мог поверить в то, что я спрашиваю его об этом. Затем тряхнул головой и сделал глубокий вдох. Слова начали слетать с его губ, словно он уже не мог остановить их поток.– Ты знаешь, кто я такой. Я даже назвал тебе свое настоящее имя. Что же до того, что я собой представляю, и это тебе известно тоже. Ты ищешь ложного утешения, когда требуешь, чтобы я словами обозначил тебе мою сущность. Слова не вмещают в себя и не объясняют человека. Только сердце, и только если оно хочет. Но, боюсь, твое сердце не хочет. Ты знаешь обо мне больше любого живущего на свете человека, однако упрямо твердишь, что это все не может быть мной. Какую часть меня ты готов отбросить? И почему я должен отказываться от чего-то, чтобы доставить тебе удовольствие? Я никогда не попросил бы тебя о таком. Тебе придется признать еще одну истину. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Знаешь уже много лет. Давай не будем притворяться друг перед другом. Тебе прекрасно известно, что я тебя люблю. Любил и буду любить всегда. – Он произнес эти слова совершенно спокойно, так, словно они были неизбежностью.И стал ждать. Такие слова всегда требуют ответа.Я сделал глубокий вдох. А потом сказал честно и довольно резко:– Ты тоже знаешь, что я тебя люблю, Шут. Как любит мужчина своего самого близкого друга. Я этого не стыжусь. Но Йек или Старлинг и еще многие думают, будто наша дружба перешла границу, что ты хочешь делить со мной постель… – Я замолчал, дожидаясь его реакции.Но Шут посмотрел мне в глаза, и я не увидел в них ни тени сомнения.– Я тебя люблю, – тихо проговорил он. – У моей любви нет границ. Никаких. Ты меня понимаешь?– Боюсь, слишком хорошо, – ответил я, и у меня дрогнул голос. Затем я сделал глубокий вдох и с трудом произнес следующие слова: – Я никогда… ты меня понял? Я никогда не захочу делить с тобой постель. Никогда.Шут отвернулся от меня, и я заметил, как слегка порозовели его щеки, не от стыда – я понял, что в душе у него поселилось другое, более глубокое чувство. Через несколько мгновений он заговорил спокойным ровным голосом.– И это тоже мы с тобой давно знаем. Тебе не следовало произносить вслух слова, которые теперь останутся со мной навсегда. – Затем он повернулся ко мне, но я понял, что он меня не видит. – Мы могли прожить всю свою жизнь и не начинать этого разговора. А теперь ты приговорил нас обоих вечно его вспоминать.Отвернувшись, Шут направился к своей спальне. Он шел очень медленно, словно и вправду был болен. Потом остановился и оглянулся. В его глазах пылал гнев, который потряс меня, Шут еще никогда так на меня не смотрел.– Неужели ты и в самом деле думал, будто я попрошу у тебя того, что ты не хочешь делать? Я же прекрасно знаю, какое отвращение ты испытал бы, услышав мою просьбу. А еще я знаю, что это был бы верный способ навсегда уничтожить все, что нас связывает, все, что мы с тобой пережили вместе. И потому я старался избежать разговора, на который ты вынудил нас, которым поставил под сомнение нашу дружбу. Этого не стоило делать, Фитц.
Молчание гораздо лучше побуждает собеседника говорить, чем неловко заданный вопрос – особенно если ты не знаешь, как его сформулировать.