Книги Аркадий Аверченко
Современники называли Аверченко «королем смеха» и «рыцарем улыбки», сравнивали с Чеховым и Марком Твеном, а Тэффи и вовсе уверяла, что «Аверченко раскрепостил русский юмор… и заставил всю страну смеяться». Тонкий психолог и внимательный наблюдатель, способный разглядеть смешное в повседневных ситуациях, – в его творчестве нашлось место всему: от бытовых анекдотов и искрометных пародий до острой злободневной сатиры и иронии. В данное издание вошли рассказы разных лет, в том числе «Кривые углы»,...
В книгу вошли самые смешные рассказы классиков отечественной литературы – А. Аверченко, М. Зощенко, В. Осеевой и современных писателей – М. Дружининой, Э. Успенского и других. Они отлично знают, как много весёлого, а порой нелепого, происходит каждый день с девчонками и мальчишками в школе и дома. Авторы с юмором и доброй иронией описывают, как ребята выпутываются из забавных ситуаций.
Все произведения из этой книги входят в программу внеклассного чтения.
Для младшего школьного возраста.
Из чего же сделаны мальчишки XIX века? Может, из игры в перышки и латинской грамматики, из мела, чернил и почтовых марок? А еще из томика Майн Рида, маминых гостинцев и географических карт. Из папирос, смеха и слез. Погрузитесь в атмосферу дореволюционных гимназий и пансионов, когда образование было привилегией, доступной не всем. Вас ждет увлекательное путешествие – от школьных будней до волшебных миров и закулисья цирка. Сборник включает в себя истории о юношестве, духе товарищества и...
Русская классическая проза, Юмористическая проза, Литература ХX века (эпоха Социальных революций), Авторские сборники, собрания сочинений, Для широкого круга читателей
««Один из нас должен уехать», – сказал мне губернатор, но так как в городе меня любили, то губернатор не захотел рисковать, и уехал я», – писал в автобиографии Аркадий Аверченко (1880–1925), русский писатель-сатирик, редактор журнала «Сатирикон». Рассказы и фельетоны Аверченко пользовались огромной популярностью в России начала XX века. В условиях жесточайшей цензуры ему удавалось рассказывать о таких сторонах русской жизни, которых нельзя было показывать без опасения административного и...
«… Нельзя сказать, что и со мной обращались милосердно, – всякий старался унизить и прижать меня как можно больнее – главный агент, просто агент, помощник, конторщик и старший писец. Однако я не оставался в долгу даже перед старшим агентом: в ответ на его попреки и укоры я, выбрав удобное время, обрушивался на него целым градом ругательств: – Идиот, болван, агентишка несчастный, чтоб тебя черти на сковородке жарили, кретин проклятый! Курьезнее всего, что в ответ на это агент только...
«…– Просто я сейчас получила письмо от совершенно незнакомого мне господина. И представь себе – он изливается мне в своих чувствах. – Просто дурак какой-нибудь, – сказал муж, выглядывая из-за газеты. – Почему же дурак? Уж сейчас и дурак. Значит, и ты был дурак, когда в свое время изъяснялся в любви ко мне? В голосе мужа зазвенела нотка искренности, когда он сказал: – И я. …»
«В еженедельном журнале, в повести молодого беллетриста я вычитал следующее: «Как хороши бывают предрассветные часы, когда вся природа готовится отойти ко сну, когда поля одеваются белой пеленой тумана и усталые, и истомившиеся за день крестьяне гонят свои стада лошадей и других животных на покрытые изумрудной зеленью пастбища под ласковые лучи утреннего солнца. В такие тихие закатные часы мне хочется думать о чем-то недостижимом, несбыточном». Нужно ли говорить, что меня чрезвычайно...
«На случай, который я расскажу ниже, могут существовать только две точки зрения: автору можно поверить или не верить. …»
«… О боже мой! Есть такой сорт неудачников, который всю жизнь торгует на венецианских каналах велосипедами. История ресторана «Венецианский карнавал», этого странного чудовищного предприятия, до сих пор стоит передо мною во всех подробностях, хотя прошло уже двадцать четыре года с тех пор – как быстро несемся мы к могиле…»
«В буфетной комнате волжского парохода за стойкой стоял здоровеннейший мужчина и бил ладонью руки по лицу качавшегося перед ним молодого парня. У парня было преравнодушное лицо, которое, казалось, говорило: «Да скоро ты, наконец, кончишь, господи!» …»
«… Крестный не видел Бердягу лет семь, помнил его мальчиком, а теперь, увидев высочайшего молодца с костлявым носатым лицом и впалой грудью, очень удивился. – Как?! Ты уже вырос?! Однако. Вот не думал! Да ведь ты мужчина! По тону старого Остроголовченко можно было предположить, что он гораздо менее удивился бы, если бы Бердяга явился к нему тем же тринадцатилетним мальчишкой, которым он был семь лет тому назад. …»
«… – Яша! Ты знаешь что? Нашего мальчика нужно спасти. Это невозможно. Так Яша мне говорит: – Что я его спасу? Как я его спасу? По морде ему дам? Так он отравится. – Тебе сейчас – морда. Интеллигентный человек, а рассуждает как разбойник. Для своего ребенка головой пошевелить трудно. Думай! …»
«Сегодня утром я, развернув газету и пробегая от нечего делать отдел объявлений, наткнулся на такую публикацию: «Натурщица – прекрасно сложена, великолепное тело, предлагает художникам услуги по позированию». Хи-хи, – засмеялся я внутренне. – Знаем мы, какая ты натурщица. Такая же, как я художник… Потом я призадумался. Поехать, что ли? …»
«… Курорт был итальянский, и поэтому купальщики лениво перекликались между собою на немецком, английском, польском и французском языках – на всех языках, кроме итальянского. Где купаются итальянцы, и купаются ли они вообще – совершенно неизвестно. …»
«… – А что, – спрашивал он меня после долгого молчания, – правда, что в Петербурге пешком по улицам нельзя ходить? – Почему? – Такое там движение на улицах, что сейчас же задавят. – Это верно, – подтверждал я. – Там даже на каждой улице ящики такие устроены… – Для чего? – А чтоб задавленных складывать, пока родственники не разберут. …»
«… Имеете вы, хоть слабое, представление о функциях расторопной русской полиции? Попробуйте хоть полчаса посидеть в душной, пропитанной промозглым запахом канцелярии участка. Это так интересно…»
«Чудеса можно делать из-за чего-нибудь: из-за голода, честолюбия или из-за любви к женщине. … Однако я совершил однажды чудо, не будучи движим ни честолюбием, ни голодом, ни страстью к женщине. …»
«… – Эхма! – кричал оживленный Тугоуздов, в то время как мы, усевшись на лихача, мчались в оперетку. – Ходи, изба, ходи, печь! Гоп, гоп! Хорошо жить на свете, а? – Совершенно безвредно, – улыбнулся я, впадая в его тон. – Так мы в оперетку? – В оперетку. Там, знаешь, есть такие разные женщиночки. Хорр…шо! «Вот оно, – подумал я, – настоящая широкая московская душа». …»