– Да, вы были друзьями, соседями ровно до того момента, как сказали друг другу «да» в загсе. После этого вы стали мужем и женой, и это перечеркнуло все, что было между вами раньше. И разведясь, вы не стали снова друзьями и соседями. Вы стали бывшими мужем и женой. Вы можете продолжать дружить, но как бывшие супруги, а не соседи, понимаешь? Внешне все может оставаться как было, но на подсознательном уровне между вами все изменилось. И пока ты это не признаешь, ты будешь держать его, разрушая все его отношения. Если действительно хочешь, чтобы он был счастлив, смирись с тем, что вы друг другу больше не те, кем были до свадьбы. Отпусти его наконец. Ко мне, к кому-то другому – неважно. Просто от себя отпусти.
– Как? – спросила она. – Как мне его отпустить?
– Просто смирись с тем фактом, что ты его бросила. Не думай, что вы перестали быть супругами, но остались друзьями. Никакие вы не друзья.
– Неправда! Мы знакомы двадцать два года, а женаты были всего лишь пять лет. Это много значит.
– Это ничего не значит. Да, вы были друзьями, соседями ровно до того момента, как сказали друг другу «да» в загсе. После этого вы стали мужем и женой, и это перечеркнуло все, что было между вами раньше. И разведясь, вы не стали снова друзьями и соседями. Вы стали бывшими мужем и женой. Вы можете продолжать дружить, но как бывшие супруги, а не соседи, понимаешь? Внешне все может оставаться как было, но на подсознательном уровне между вами все изменилось. И пока ты это не признаешь, ты будешь держать его, разрушая все его отношения. Если действительно хочешь, чтобы он был счастлив, смирись с тем, что вы друг другу больше не те, кем были до свадьбы.
– А как же Эльвира? – задалась вопросом Саша.
– Я без понятия, где она, – отозвалась Айя. – Тебя забрала, потому что однажды ты спасла мне жизнь и я не умею водить машину. Без Эльвиры как-нибудь обойдусь.
– Я не обойдусь, – проворчала Саша, ненавидя саму себя.
– С ума сошла?! – зашипела Айя. – Они придут за нами.
– Тогда мы умрем как герои, пытавшиеся спасти подругу по несчастью, а не трусы, бросившие ее, – хмыкнула Саша.
Идиотские планы имеют свойство срабатывать, вот и им повезло.
– И она мне, значит, говорит: «Вы меня топите!» А я ей: «Да вы посмотрите на меня, я неделю не мылся. Как я могу вас топить?» – Ваня сделал такое комичное лицо, что все живо представили его, немытого и небритого, только что вернувшегося из вылазки в горы, разговаривающего со скандальной соседкой снизу, и рассмеялись.
– Да где там официантка? – возмутился Ваня, когда третий бокал опустел. – Я сейчас протрезвею, а это нехорошо!
Черт тебя побери, Войта! Это нечестно! Нечестно попрекать меня поступками, которые я совершила ради тебя же! Да, я ушла от Максима, потому что влюбилась в тебя. Но нечестно думать, что я точно так же уйду от тебя!
– А ты можешь дать гарантии, что этого не случится?
– Не могу. – Она покачала головой и прислонилась к стене. – Как и ты не можешь дать гарантий, что не влюбишься в другую. Никто и никогда не может дать таких гарантий. Но когда люди живут вместе, когда здесь и сейчас они друг друга любят, они в первую очередь доверяют друг другу. И если ты мне не доверяешь, то уходи. Прямо сейчас уходи.
- Ты в Праге, zlato, - хмыкнул Карел. - Можешь ходить хоть с ночным горшком на голове, никому нет до этого дела.
Ваня скривился, глядя на тарелки.
- А что, гуляша какого-нибудь нет? - спросил он.
Каждая плохая эмоция, каждое дурное чувство немножечко нас убивает. Незаметно.
Какой смысл реветь, если уже все случилось? Ты уже ударилась, тебя уже обидели, испугали, сделали больно. Это уже произошло. Теперь нужно думать, что делать дальше, как исправить то, что можно, как смириться с тем, что исправить нельзя. И слезы этому вовсе не помогают.
– Пулю доставать будем? – с затаенной надеждой спросил Женя, подавая Саше необходимые инструменты и лекарства.
– Нет! – первым отозвался Ваня.
– Ты нам не доверяешь? – в голосе Жени послышалась обида.
– Студенту четвертого курса и анестезиологу?! Никто из вас не хирург.
Люди жестоки, особенно дети. Они не горят желанием вникать в ваши обстоятельства. Они не знают сочувствия и снисхождения.
По-моему, все люди изначально заслуживают уважения и сочувствия. Вне зависимости от социального статуса, положения, пола, расы и так далее. Даже те, кого я не знаю, кто не сделал мне ничего хорошего и ничего плохого. Они все находятся в нулевой точке в моей системе координат. Но в любой момент они могут уйти как в одну, так и в другую сторону. И ради кого-то я в лепешку расшибусь, а кому-то и сама по морде тресну.
Люди жестоки, особенно дети. Они не горят желанием вникать в ваши обстоятельства. Они не знают сочувствия и снисхождения.
А сожаления - пустая трата времени и душевных сил.
как это по-мужски: считать, что красота женщины — это гарантированная защита от одиночества. Красота гарантирует лишь одно: повышенный спрос среди мужчин и, соответственно, более разнообразное предложение, но… — она развела руками.
— Но? — зачарованно переспросил он, предлагая ей продолжить.
— Но какой толк в изобилии приглашений на свидания, когда на свидание не приглашает никто, с кем действительно хотелось бы пойти?
Знаешь, скромность, конечно, украшает человека, и мне это в тебе всегда нравилось, но комплекс неполноценности еще никого до добра не доводил.
Если бы у меня не было "во - вторых", разве я сказал бы "во - первых"?
я не смогу жить без тебя. Не смогу жить в полном смысле этого слова. Снова провалюсь в черную бездну без чувств и мыслей. Пока не найду способ умереть более или менее достойно. Я знаю, что не должен тебе этого всего говорить, – торопливо добавил Войтех, словно боялся, что она его остановит, – потому что это нарушает все, о чем мы договаривались, но сейчас мне нужно, чтобы ты знала. Нужно на тот случай, если завтра та же участь постигнет и меня. И для того, чтобы ты зря не рисковала собой. Я хочу, чтобы ты знала: последние два года я был по-настоящему жив только потому, что ты была где-то рядом. Пусть даже не со мной, а с другим. Лишь бы ты была. И была счастлива. – Его рука, рассеянно гладившая ее волосы, вдруг скользнула на затылок. – Но если уж нарушать договоренности, то все сразу, – пробормотал он и наклонился к ее губам, не давая ни малейшего шанса избежать поцелуя.
Не бывает слишком поздно, пока человек жив. Иногда остаётся не так много времени, как хотелось бы, но если чувствуешь, что дверь твоя, в нее нужно заходить. Сколько бы времени ни осталось.
Видимо, бог бережёт не только береженых, но и идиотов.
Я внезапно понял, что сверхъестественное зло выглядит не так уродливо, как зло, творимое людьми из плоти и крови.
– Пулю доставать будем? – с затаенной надеждой спросил Женя, подавая Саше необходимые инструменты и лекарства.
– Нет! – первым отозвался Ваня.
– Ты нам не доверяешь? – в голосе Жени послышалась обида.
– Студенту четвертого курса и анестезиологу?! Никто из вас не хирург.
Люди жестоки, особенно дети. Они не горят желанием вникать в ваши обстоятельства. Они не знают сочувствия и снисхождения.