Да - Испанию и ее военный флот привели к их нынешнему коматозному состоянию большие интересы других стран, но также и свары между разными шишками на ровном месте, низкие придворные интриги, чьи-то личные страхи, а более всего - абсолютная бесталанность правительства.
Корабли хороши, офицеры знают свое дело, но у них нет команд, и все это происходит перед лицом врагов, беспощадных, натренированных, как машины.
...самый дикий, самый жестокий, лишь тот, кто будет заряжать, и стрелять, и материться, и молиться быстрее и действеннее других, сумеет пережить этот день. Короче, они кричат «Да здравствует Испания!», но сражаются за собственную шкуру.
А может, в это мгновение Испания — это и есть собственная шкура и шкура товарищей, такая же почерневшая от пороха, как и своя.
...здесь, на палубе, трупы просто сбрасывают в воду, чтобы не загромождали пространство и не деморализовали товарищей. Прощай, Пако. Плюххх. Прощай, Маноло. Плюххх.
...командир прохаживается по шканцам — сабля в ножнах, руки сложены за спиной, — спокойный отнюдь не напоказ. Его спокойствие не имеет ничего общего с героизмом и прочими подобными вещами: просто всю жизнь, с тех самых пор, как четырнадцатилетним гардемарином Карлос де ла Роча ступил на палубу корабля, он готовился к таким минутам, как эта. Его спокойствие идет от смирения, свойственного профессиональному моряку, смирения с тем простым фактом, что он уже мертв, а если после боя случайно воскреснет (что он, как человек весьма религиозный, наверняка припишет божественному провидению), то расценит это как благодеяние, к тому же неожиданное. Оказанное ему господом богом в его бесконечном милосердии. Примерно так.
...одинокая фигура карабкается по вантам погибающего корабля с обмотанным вокруг пояса флагом, — мало-помалу перестают стрелять и смотрят на него, а некоторые даже принимаются подбадривать его сперва издевательскими, потом восхищенными выкриками, и в конце концов мушкетный огонь окончательно стихает. И когда наконец Маррахо добирается до марса и дрожащими от напряжения руками, с помощью ногтей и зубов, кое-как привязывает флаг, и тот, расправившись, развевается на ветру (вместе с этим чертовым львом с его чертовым язычищем), с британского корабля до него доносятся голоса врагов, кричащих ему «ура».
Бывают дни, ..., которые искупают ошибки и грехи целой жизни.
Страх и злость,..., в правильном сочетании творят чудеса. Сколь бы ни был ничтожен опыт и слаб боевой дух, со временем, побыв под огнем и насмотревшись, как падают убитые товарищи, даже самый малодушный в конце концов начинает с пеной у рта требовать смерти врагу. Особенно если нет другого выхода.
...испанские, французские и английские моряки — железные люди на деревянных кораблях...
Капитан "Антильи", как и большинство его товарищей, не переваривает своих французских коллег, навязанных им союзом с Наполеоном. Зато по-настоящему восхищается этими негодяями-англичанами, их профессионализмом, их патриотизмом, их хладнокровной сноровкой и их командами, дисциплинированными и убийственно точными, когда приходит время палить из пушек. Благодаря всем этим качествам они намного превосходят любой другой военный флот мира.
Да - Испанию и ее военный флот привели к их нынешнему коматозному состоянию большие интересы других стран, но также и свары между разными шишками на ровном месте, низкие придворные интриги, чьи-то личные страхи, а более всего - абсолютная бесталанность правительства.
Корабли хороши, офицеры знают свое дело, но у них нет команд, и все это происходит перед лицом врагов, беспощадных, натренированных, как машины.
...самый дикий, самый жестокий, лишь тот, кто будет заряжать, и стрелять, и материться, и молиться быстрее и действеннее других, сумеет пережить этот день. Короче, они кричат «Да здравствует Испания!», но сражаются за собственную шкуру.
А может, в это мгновение Испания — это и есть собственная шкура и шкура товарищей, такая же почерневшая от пороха, как и своя.
...здесь, на палубе, трупы просто сбрасывают в воду, чтобы не загромождали пространство и не деморализовали товарищей. Прощай, Пако. Плюххх. Прощай, Маноло. Плюххх.
...командир прохаживается по шканцам — сабля в ножнах, руки сложены за спиной, — спокойный отнюдь не напоказ. Его спокойствие не имеет ничего общего с героизмом и прочими подобными вещами: просто всю жизнь, с тех самых пор, как четырнадцатилетним гардемарином Карлос де ла Роча ступил на палубу корабля, он готовился к таким минутам, как эта. Его спокойствие идет от смирения, свойственного профессиональному моряку, смирения с тем простым фактом, что он уже мертв, а если после боя случайно воскреснет (что он, как человек весьма религиозный, наверняка припишет божественному провидению), то расценит это как благодеяние, к тому же неожиданное. Оказанное ему господом богом в его бесконечном милосердии. Примерно так.
...одинокая фигура карабкается по вантам погибающего корабля с обмотанным вокруг пояса флагом, — мало-помалу перестают стрелять и смотрят на него, а некоторые даже принимаются подбадривать его сперва издевательскими, потом восхищенными выкриками, и в конце концов мушкетный огонь окончательно стихает. И когда наконец Маррахо добирается до марса и дрожащими от напряжения руками, с помощью ногтей и зубов, кое-как привязывает флаг, и тот, расправившись, развевается на ветру (вместе с этим чертовым львом с его чертовым язычищем), с британского корабля до него доносятся голоса врагов, кричащих ему «ура».
Бывают дни, ..., которые искупают ошибки и грехи целой жизни.
Страх и злость,..., в правильном сочетании творят чудеса. Сколь бы ни был ничтожен опыт и слаб боевой дух, со временем, побыв под огнем и насмотревшись, как падают убитые товарищи, даже самый малодушный в конце концов начинает с пеной у рта требовать смерти врагу. Особенно если нет другого выхода.
...испанские, французские и английские моряки — железные люди на деревянных кораблях...
Но недаром же говорится: «Крутой подъем одолеют только крутые парни».
Дабы яснее дать вам представление, до какой крайности доходили мы в притязаниях своих и прошениях, скажу, что даже святые в храмах не были избавлены от назойливости просителей, ибо в руки статуям всовывали целые меморандумы, взывающие о толике тех или иных земных благ, как будто сии угодники, святители и страстотерпцы тоже состояли в штате придворного ведомства. Дошло до того, что в соборе безотказного святого Антония Падуанского под резным его изображением вывесили объявленьице: «Приема нет. Обращаться к Святому Гаэтану».
Страх испытывают до того, как что-то происходит, а когда это происходит, утешает то, что всё Когда-нибудь заканчивается. Подлинный страх порождается лишь мыслью, что конец может чересчур затянуться
Книги – это двери, что выводят тебя из четырёх стен. Они учат тебя, воспитывают, с ними ты путешествуешь, мечтаешь, воображаешь, проживаешь другие жизни, а свою умножаешь в тысячу раз. Кто ещё даст тебе больше за меньшую цену.
Как же трудно провести объективную черту между гордыней и добродетелью. Между истиной и ошибкой.
Умение делать благородные жесты требует достоинства.