Это лето могло стать для нас последним по многим причинам. Осенью Конрад тоже уедет в колледж. Он собирается в Браун. И следующим летом он может не приехать. Скорее всего, у него будет стажировка или летняя школа, или он отправится в путешествие по Европе с новыми друзьями по общежитию. А Джереми может уехать в спортивный лагерь от футбольного клуба, о котором он постоянно говорит. Многое может измениться. Получается, что я должна попытаться взять от этого лета все, на тот случай, если подобного больше не будет. К тому же скоро мне исполнится шестнадцать – я стану старше. Не может же все оставаться, как прежде.
– Я тебя где-то уже видел, – сказал он наконец.
Я едва сдержала улыбку. Не это ли говорят парни девушкам, когда хотят с ними познакомиться? Мне бы, конечно, хотелось, чтобы он вспомнил, что видел меня на пляже в бикини в мелкий горошек. Я надела его всего раз, но, может быть, именно тогда он обратил на меня внимание.
– Может, на пляже?
Он замотал головой:
– Нет, точно не там.
Значит, все-таки дело не в бикини. Я попыталась еще раз:
– Может, у палатки с мороженым?
– И не там, – сказал он. Затем его лицо просияло. – Ты ходила на курсы латинского?
Какого черта?
– Э-э-э… Ну да.
– Ты когда-нибудь была на Латинском слете в Вашингтоне? – спросил он.
– Да, – сказала я. Откуда он, в конце концов, об этом знает?
Он удовлетворенно кивнул.
– Я тоже там был. В восьмом классе, верно?
– Да… – В восьмом классе я еще носила брекеты и очки. Ужасно, что он помнит меня с тех времен. Лучше бы он помнил меня такой, какая я сейчас, в бикини в горошек.
Я терпеть не могла, когда меня называли Белли, во-первых, потому, что это не настоящее имя. Это, скорее, прозвище для малыша. Белли ассоциируется либо с пухлыми младенцами, либо с мужиками в майках-алкоголичках. С другой стороны, Изабель – это нечто экзотическое, подходящее, скорее, девушке из Марокко или Мозамбика, которая круглый год ходит с африканскими косичками и красным лаком на ногтях.
Что бы я ни говорила, все звучало ужасно банально. Мне хотелось впечатлить этого парня, понравиться ему. Я не хотела, чтобы у него сложилось мнение, что я совсем тупая, пусть даже и наговорила кучу глупостей. Мне захотелось, чтобы он знал, что я тоже умная. Я попыталась убедить себя в том, что совершенно не важно, какой я ему кажусь, умной или нет, но не смогла.
он такой высокий, рядом с ним я чувствовала себя Дюймовочкой – маленькой, но значимой.
Иногда очень сложно быть единственной девчонкой среди парней.
"So why don't you eat meat, Cam?" Jeremiah asked, stuffing half his burger into his mouth.Cam swallowed his water and said, "I'm morally opposed to eating animals."Jeremiah nodded seriously. "But Belly eats meat. You let her kiss you with those lips?" Then he cracked up. Susannah and my mother exchanged a knowing kind of smile.
And actually, I still loved Titanic. What wasn't to love about a doomed romance on a doomed ship?
Конрад защитил меня. Значит, ему не безразлично, жива я или мертва.
здесь не приходилось выбирать, с кем тусоваться.
Глупо разрывать отношения из-за трех месяцев разлуки.
Жизнь прекрасна. Ну, или обещает такой быть.
Если ты постоянно проигрываешь, вкус победы еще слаще.
Moments, when lost, can't be found again. They're just gone.
– Ты не можешь уехать с тем, кого даже не знаешь, – резко сказал он.
– Я его знаю. Это Секстус.
Он нахмурился.
– Секс – что?
Интересно, каково это – иметь столько власти над парнем. Не думаю, что мне это нужно. Это просто огромная ответственность – держать чье-то сердце в своих руках.
Любовь пугает. Она меняется. Может уйти. Это часть риска. Я не хочу больше бояться.
Забавно, как в детстве дружба зависит от того, насколько близко вы друг к другу находитесь. Например, кто является вашим лучшим другом напрямую связано с тем, насколько близко расположены ваши дома; или же с кем рядом вы сидите на музыке – с тем, настолько близко стоят ваши имена в списке по алфавиту. Вот такая игра случая.
Существует особенный вид боя, который можно вести только с сестрой, – когда говоришь слова, которые не можешь взять обратно. Ты произносишь их, потому что не можешь удержаться, ты так зол, что они сами прут из горла и из глаз. Ты так зол, что не можешь мыслить ясно. Все, что видишь, – это кровь.
Когда кого-то нет долгое время, бережешь все то, что хотел бы им рассказать. Стараешься уследить за всем происходящим в своей голове. Но это все равно, что пытаться удержать горсть песка: все крохотные песчинки выскальзывают из рук, и потом ты просто сжимаешь воздух и гравий. Вот почему невозможно все полностью сохранить подобным образом.
Потому что к моменту, когда вы, наконец, видите друг друга, вспоминаешь только о чем-то значительном, так как слишком много труда составляет рассказывать о мелочах. Но именно из мелочей жизнь и состоит. Подобно тому, как месяц назад папа поскользнулся на банановой кожуре, в буквальном смысле на банановой кожуре, которую Китти бросила на кухонный пол. Мы с Китти очень долго смеялись. Мне следовало сразу же отправить Марго электронное письмо, я должна была сфотографировать банановую кожуру. Сейчас же все ощущается, словно ты должна была быть там и «ах, не стоит, думаю, это не так уж смешно».
Думаю, теперь я вижу разницу между «любить кого-то издалека» и «любить кого-то вблизи». Когда ты находишься с кем-то рядом, то видишь их настоящих, но и они также видят реального тебя. И Питер видит. Он знает меня, а я знаю его.
...самое правдоподобное вранье то, в котором есть хоть доля правды.
Жизнь не нужно так тщательно планировать. Просто плыви по течению, и пусть все происходит само собой.
Такова наша жизнь, и бессмысленно спрашивать: «а что, если бы?..», ведь на подобные вопросы никто и никогда не сможет дать ответ.
Сестры должны ссориться и мириться, они ведь сестры, а сестры всегда найдут путь обратно друг к другу.