Странные мы женщины, все нам не так. Вроде и сбылись мечты, он воспылал ко мне желанием, но хотелось не похоти, а чего-то красивого. Пригласил на свидание в дорогой ресторан, но и это меня почему-то счастливой не сделало.
— Совсем не обязательно было улыбаться всяким олухам, — упрекнул Иррилий, стоило нам отъехать.
— Я представляла, как укорачиваю ему язык кинжалами, — призналась я, и мой ответ неожиданно развеселил эльфа.
Как удержать избалованную бестию в узде, если ее окружает больше полусотни мужчин? Лишь заставить желать покорить одного определенного.
Вот узнать бы, кто этот нарров гаденыш, пустивший в нее болт. Пусть и по ошибке. Я тоже по ошибке могу руку сломать или глаз подбить.
Одновременно я отыскивал взглядом одежду, которую еще вечером забрала с собой прелестная девушка в таком откровенном одеянии, что глаза сами собой поворачивались следом за ней. Судя по ее заявлению, всех девушек в мужскую часть прислали для наслаждения гостей. В итоге я насладился сполна: отдал ей всю одежду и попросил до утра не беспокоить. И просто провалился в сон.
— Встреча с тобой перевернула мою жизнь. Ты как звезда осветила мой путь, а твой голос проник в душу. Ты стала мелодией моей души, без звучания которой жизнь станет пустой и ненужной. В тебе меня безмерно восхищает все: твоя сила духа, твердость воина и слабость женщины, твоя красота и нежность. Ты как закаленный клинок, можешь быть опасной, но завораживаешь блеском своей души, и можно бесконечно любоваться гранями твоего характера. Все, чего я хочу, — быть рядом с тобой. Любить и заботиться, беречь и поддерживать на жизненном пути.
В разговоре с Арршей я вспомнил, что дипломатия с орками считалась не самой сложной, но самой унылой. Они упрямые, упертые и остальные слова на букву «у». Их не надо перехитрять, их надо уломать. Уговорить и убедить. Порой на это уходило сил больше, чем на то, чтобы перехитрить самого прожженного правителя.
Общаться с местными жительницами мне не слишком хотелось. Если честно, я вообще плохо представляла, о чем мы можем поговорить. Я им о способах заточки меча, а они мне о новых духах? Я им о том, как можно прижечь рану, если поблизости нет целителя, а они мне - о новых тканях?
- И пусть все присутствующие станут свидетелями этого знаменательного для меня события, - нанёс завершающий удар он. Акиф окинул своих подданных таким тяжёлым взглядом, как будто запоминая свидетелей. Повисла пауза. Гнетущая.
В разговоре с Арршей я вспомнил, что дипломатия с орками считалась не самой сложной, но самой унылой. Они упрямые, упертые и остальные слова на букву «у». Их не надо перехитрять, их надо уломать. Уговорить и убедить. Порой на это уходило сил больше, чем на то, чтобы перехитрить самого прожженного правителя.
Общаться с местными жительницами мне не слишком хотелось. Если честно, я вообще плохо представляла, о чем мы можем поговорить. Я им о способах заточки меча, а они мне о новых духах? Я им о том, как можно прижечь рану, если поблизости нет целителя, а они мне - о новых тканях?
- И пусть все присутствующие станут свидетелями этого знаменательного для меня события, - нанёс завершающий удар он. Акиф окинул своих подданных таким тяжёлым взглядом, как будто запоминая свидетелей. Повисла пауза. Гнетущая.
Потрясенная, я хватала ртом воздух, моля богов дать мне сил не прикончить придурка. Все же дипломат, вещь полезная. Ведь не будет ничего страшного, если я сломаю ему челюсть? Он заткнется и перестанет нести бред. О, нарры, нельзя ему челюсть ломать, это его рабочий инструмент. Трибунал мой поступок не одобрит и не поймет. Даже если буду объяснять, что таким образом помогала мозгам Иррилия встать на место.
Странные мы женщины, все нам не так. Вроде и сбылись мечты, он воспылал ко мне желанием, но хотелось не похоти, а чего-то красивого. Пригласил на свидание в дорогой ресторан, но и это меня почему-то счастливой не сделало.
— Совсем не обязательно было улыбаться всяким олухам, — упрекнул Иррилий, стоило нам отъехать.
— Я представляла, как укорачиваю ему язык кинжалами, — призналась я, и мой ответ неожиданно развеселил эльфа.
Как удержать избалованную бестию в узде, если ее окружает больше полусотни мужчин? Лишь заставить желать покорить одного определенного.
Вот узнать бы, кто этот нарров гаденыш, пустивший в нее болт. Пусть и по ошибке. Я тоже по ошибке могу руку сломать или глаз подбить.
Одновременно я отыскивал взглядом одежду, которую еще вечером забрала с собой прелестная девушка в таком откровенном одеянии, что глаза сами собой поворачивались следом за ней. Судя по ее заявлению, всех девушек в мужскую часть прислали для наслаждения гостей. В итоге я насладился сполна: отдал ей всю одежду и попросил до утра не беспокоить. И просто провалился в сон.
— Встреча с тобой перевернула мою жизнь. Ты как звезда осветила мой путь, а твой голос проник в душу. Ты стала мелодией моей души, без звучания которой жизнь станет пустой и ненужной. В тебе меня безмерно восхищает все: твоя сила духа, твердость воина и слабость женщины, твоя красота и нежность. Ты как закаленный клинок, можешь быть опасной, но завораживаешь блеском своей души, и можно бесконечно любоваться гранями твоего характера. Все, чего я хочу, — быть рядом с тобой. Любить и заботиться, беречь и поддерживать на жизненном пути.
Это волк Владислава, – медленно произнес Харольд. – Он даже ему себя трогать не дает.
– О чем вы говорите?! – еще недоумевала я. – Я его даже как-то поцеловала!
– Значит, ему повезло даже больше чем мне! – сказал напряженным голосом Влад, появившийся у двери.
- Иногда притворная симпатия, лучше откровенного ужаса.
- Я чувствую себя глупо, бегая переодеваться в свою комнату, - пожаловалась я, наблюдая как одевается Влад.
- Я отдал тебе свое сердце, уж с гардеробной мы как-нибудь разберемся.
Ольховский, ты страшный человек!– А мне все говорят, что я изменился к лучшему, – усмехнулся он, отпуская мою руку.
– А ты всегда противников целуешь? – не унимался Крэг. – Вот что значит вывести из равновесия!
– Думаю, ты нарываешься на трепку! – бросил Воран, отпуская меня.
– Ой, ты меня целовать будешь? – притворно-испуганным голосом отозвался Крэг.
– Ну все! – Воран снял камзол и протянул мне, оставшись в рубашке. – Иди сюда!
– У нее здесь будет все! – настаивал он. – У нее не будет самого главного – свободы.