Впервые на русском — дебютный роман прозванного «английским Мураками» автора таких поразительных бестселлеров, как «Сон № 9» и «Облачный атлас». Но именно «Литературный призрак» с его фирменной митчелловской полифоничностью в мгновение ока вознес молодого автора на британский литературный олимп. На этих страницах переплелись жизненные пути молодого сектанта, по указке Его Провидчества устроившего зариновую атаку в токийском метро, и начинающего саксофониста, который подрабатывает в магазинчике...
Я понаблюдал, как регбисты из Африки выиграли у англичан три раза по три очка, и сформулировал закон Марко об Аналогии Соотношения Случайного и Неизбежного с Видеозаписью Спортивного Матча. Он гласит: пока игра не записана на видео, она — замкнутое пространство взаимодействующих случайностей. Но как только матч записан, любая мелочь из возможной становится необратимой. Прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно: вот на этой пленке, которую можно взять в руку. На пленке нет ничего случайного, любое движение человека или мяча предопределено. Так что же тогда является законом нашей жизни — случайность или неизбежность? Ответ относителен, зависит от момента времени и точки зрения. Пока ты находишься внутри своей жизни, все в ней для тебя случайность. Если ты вышел за ее пределы и смотришь со стороны, будто читаешь книгу, все — сплошная неизбежность.
Шахматисты, писатели и мистики знают: повинуясь озарению, заходишь в дебри.
Желаю тебе, Марко, чтобы ты никогда не встречал самого себя. Это зрелище не входит в круг нормального опыта здорового человека.
Ага, даже палочка от эскимо, донесенная до устья Амазонки, может повернуть и поплыть против течения. Надо только, чтобы она очень-очень поверила в себя.
Разве могут ядерная физика, генная инженерия, квантовое распознавание быть добрыми или злыми? О технологии можно сказать только одно: работает она или не работает. А для чего работает — это уже совсем другой вопрос.
Забившись в свой угол, чувствуешь себя, конечно, безопасно, но порой так одиноко.
О судьбе мира думают трое.
Первый – это журавль. Видели, как осторожно он шагает по реке меж камней? Он высоко задирает ноги и резко откидывает голову назад, озираясь. Журавль уверен, что если он хоть раз сделает настоящий, большой шаг, то рухнут могучие деревья, горы сдвинутся с места, земля задрожит.
Второй – это кузнечик. Весь день напролет он сидит на камушке и размышляет о потопе. Однажды воды хлынут, вспенятся, закружатся водоворотом и поглотят весь мир вместе с живыми существами. Поэтому кузнечик не спускает глаз с неба – следит, не собирается ли там грозовая туча небывалой величины.
Третий – это летучая мышь. Она боится, что небо может упасть и разбиться вдребезги, и тогда все живые существа погибнут. Поэтому летучая мышь мечется между небом и землей, вверх-вниз, вверх-вниз, проверяет – все ли в порядке.
После восьмидесяти перестаешь стареть. Это теряет всякий смысл.
Воспоминания — потомки настоящего, которые рядятся в костюмы предков.
- Ты женщина-электрон, ты подчиняешься принципу неопределенности Гейзенберга.
- Что ты имеешь в виду?
- Я знаю либо твое положение, но не знаю направления, либо знаю направление, но не знаю где ты.
Пока ты находишься внутри своей жизни, все в ней для тебя случайность. Если ты вышел за ее пределы и смотришь со стороны, будто читаешь книгу, все - сплошная неизбежность.
— Любовь есть любовь, — Я покачала головой, — Тут нет места для разных «зачем». В этом-то все и дело.
— Для «зачем» всегда есть местечко. Потому что ты всегда хочешь что-то получить от любимого. Иногда — чувство защищенности. Иногда — чувство собственной исключительности. Иногда — выход в прекрасное будущее из серого настоящего. Еще мужчина может стать отцом твоего ребенка. Или служить для престижа. Любовь — это клубок всевозможных «зачем».
А вдруг я страдаю бесплодием. Это было бы крайне досадно. Столько денег потрачено на презервативы - а выходит, что зря.
Почему учительницы начальных классов сплошь либо ангелы, как у Бронтэ, либо ведьмы, как у Диккенса? Неужели они так самоотверженно учат детей различать добро и зло, что сами превращаются в олицетворение того или другого?
- Что он говорит? - обратился я к продавцу.
- Просит милостыню.
- Сколько ему нужно?
- Он просит не денег.
- А чего?
- Времени.
- Что это значит?
- Он думает, что у вас много лишнего времени, раз вы его тратите зря.
Бегущий монах - такая же диковина, как честный чиновник.
Каждая страна называет свою ядерную бомбу "средством военного сдерживания", а чужую - "оружием массового уничтожения".
За что я люблю автобус — за то, что с момента, когда садишься в него, и до момента, когда переступаешь порог офиса, от тебя ничего не зависит. Ничего не нужно решать. Превращаешься в зомби.
Наши воспоминания всегда кто-то сочиняет.
Пустота часто сходит за мудрость.