Да ведь сыр, почтеннейший, когда хорош? Хорош он тогда, когда сверх одного обеда наворотишь другой, – вот где его настоящее значение. Он все равно, что квартермистр, говорит: "Добро пожаловать, господа, есть еще место".
Ведь купец как воспитывает сына? или чтоб он ничего не знал, или чтобы знал то, что нужно дворянину, а не купцу.
А человек все-таки человек. Сегодня нет, завтра нет, послезавтра нет, а на четвертый день, как насядешь на него хорошенько, скажет «да». Иной ведь с виду корчит, что он недоступный, а разгляди его поближе, увидишь: просто даром тревогу подымал.
- Все что ни есть на душе готов рассказать каждому.
- Это, брат, порок твой, а не добродетель. Излишество вредит.
Не с комнатой жить, а с добрыми людьми.
... Ну, признаюсь, это для меня непонятно. Быть откровенну со всяким. – Дружба это другое дело.
<...> Так, но человек принадлежит обществу.
<...> Принадлежит, но не весь.
Приветливые ласки хозяина дороже всяких удобств.
Поверьте, вся штука в том, чтобы быть хладнокровну тогда, когда другой горячится.
Я не об вас буду говорить. Но вообще у стариков есть это: например, если они на чем-нибудь обожглись, они твердо уверены, другой непременно обожжется на том же. Если они пошли какой-нибудь дорогою, да зазевавшись шлепнулись о гололедь – они уж кричат и выдают правило, что по такой-то дороге никому нельзя ходить, потому что на ней есть в одном месте гололедь, и всякий непременно на ней шлепнется лбом, никак не принимая в уваженье того, что другой, может быть, не зазевается, и сапоги у него не на скользкой подошве. Нет, у них для этого нет соображенья. Собака укусила человека на улице – все кусаются собаки, и потому никому нельзя выходить на улицу.
Вот то-то и есть, что у нас нет середины. Молодым бесится, так что невтерпеж другим, а под старость прикинется ханжой, так что невтерпеж другим.
Невежество-то, которое приобретешь в деревне, ведь его ножом после не обскоблишь.
А на деле выходит — такие же взятки: тот же Савка, да на других санках.