Цитаты из книги «Под стеклянным колпаком» Сильвия Плат

23 Добавить
Силвия Плат (1932–1963) — считается в наши дни крупнейшей после Эмили Дикинсон поэтессой США. Однако слава пришла к ней уже посмертно: в 1963 г. эта талантливейшая представительница литературы 60-х, жена известного английского поэта Тома Хьюза, мать двоих детей, по собственной воле ушла из жизни. Ее роман «Под стеклянным колпаком» считается классикой американской литературы. С откровенностью посвященного С. Плат рассказывает историю тяжелой депрессии и душевного слома героини, которая мучительно...
Беда была в том, что церковь, даже католическая, не в состоянии занять и заполнить твою жизнь всецело. Можешь сколько угодно молиться и преклонять колени, тебе все равно придется есть три раза в день, ходить на работу и жить в миру.
Я не понимала, чего ради мне стало вставать. Меня не ожидало ничего интересного.
Якщо нічого не чекаєш від людини, то й розчарувати вона не зможе.
Я начала догадываться, почему женоненавистники умеют повергать женщин в такой трепет. Женоненавистники подобны богам: они неуязвимы и преисполнены неодолимой силы. Они спускаются с небес, а затем исчезают. Их никогда невозможно удержать.
Я ненавижу цветные фильмы. В цветном фильме каждый из персонажей чувствует себя обязанным менять один умопомрачительный туалет на другой буквально в каждой сцене и торчит, как лошадь в цветастой попоне, то под сенью чрезвычайно зеленых деревьев, то на фоне чрезвычайно пшеничной пшеницы, то на берегу иссиня-синего моря, волны кото¬рого разбегаются во все стороны на многие мили.
— Не понимаю, что женщины находят в других женщинах, — сказала я доктору Нолан в тот же день. — Что ищет женщина в женщине такого, чего она не может найти в мужчине?
Доктор Нолан ответила не сразу.
— Нежность, — произнесла она наконец.
Где бы я ни очутилась - на палубе теплохода или в уличном кафе Парижа или Бангкока, - я и там пребывала бы под все тем же стеклянным колпаком и дышала бы только отравленным мною самой воздухом.
Я чувствовала себя чем-то вроде беговой лошади в мире, в котором вдруг отменили бега.
Я представила себе, как сижу под этой смоковницей, умирая от голода только потому, что не могу решиться, какую именно смокву сорвать. Мне хотелось сорвать их все сразу, но выбрать одну из них означало бы отказаться от всех остальных — и вот, пока я в колебании и нерешительности там сидела, плоды начали морщиться и чернеть и один за другим падать мне под ноги.
Мать сказала, что лучшее лекарство для человека, который слишком много о самом себе размышляет, — это помощь тем, кому приходится еще хуже, чем тебе.
... замуж и обзавестись детьми - это все равно что подвергнуться промыванию мозгов, и твоя участь будет похожа на судьбу немого раба в некоем приватном, но тем не менее тоталитарном царстве.
Я люблю наблюдать за людьми, оказавшимися в критической ситуации. Если я становлюсь свидетельницей дорожной аварии или уличной драки или же мне в лаборатории показывают мертвого младенца под стеклянным колпаком, я гляжу во все глаза и стараюсь навсегда запомнить это зрелище. Таким образом мне удалось узнать множество людей, которых я ни за что не узнала бы иначе, — и даже если они удивляют меня или причиняют мне боль, я никогда не отвожу глаз и делаю вид, будто мне и без того известно, что на самом деле мир именно настолько ужасен.
Люди сделаны из дерьма,люди набиты дерьмом, и я не понимаю, почему лечить это дерьмо - занятие более достойное, чем сочинять стихи, которые кто-нибудь может запомнить и прочитать наизусть другому в часы тоски, близости и бессонницы.
Если от человека ничего не ждешь, то он не способен разочаровать тебя.
Откуда-нибудь издалека я увижу человека, который покажется мне безупречным, но, как только он подойдет поближе, я начну открывать в нем один недостаток за другим и в конце концов решу, что он вообще никуда не годится.
Терпеть не могу платить людям за то, что прекрасно могу сделать сама, это страшно меня нервирует.
"I shut my eyes and all the world drops dead;
I lift my lids and all is born again.
(I think I made you up inside my head.)The stars go waltzing out in blue and red,
And arbitrary blackness gallops in:
I shut my eyes and all the world drops dead.I dreamed that you bewitched me into bed
And sung me moon-struck, kissed me quite insane.
(I think I made you up inside my head.)God topples from the sky, hell's fires fade:
Exit seraphim and Satan's men:
I shut my eyes and all the world drops dead.I fancied you'd return the way you said,
But I grow old and I forget your name.
(I think I made you up inside my head.)I should have loved a thunderbird instead;
At least when spring comes they roar back again.
I shut my eyes and all the world drops dead.
(I think I made you up inside my head.)"
В конце концов я решила, что раз уж так трудно найти интеллигентного молодого человека, который сохранил бы чистоту до двадцати одного года, то я и сама могу оставить всякие мысли, о девственности и выйти в итоге замуж за человека, уже лишившегося невинности точно так же, как я. И тогда, если он начнет превращать мою жизнь в сущий ад, я сумею ответить ему тем же.
После долгих сомнений и колебаний насчет того, какой вилкой что брать, я поняла, что если ведешь себя за столом неверно, но с достаточной уверенностью и, может быть, даже с вызовом, как будто ты совершенно убеждена в том, что именно так и следует поступать, то это сойдет тебе с рук и никто не подумает, будто у тебя дурные манеры или ты плохо воспитана. Все решат, что ты оригинальна, экстравагантна и остроумна.
Как правило, после того как тебя хорошенько вытошнит, чувствуешь себя лучше. Мы похлопали друг дружку по плечам попрощались и разбрелись в противоположные концы коридора, чтобы лечь каждой в свою постель. Ничто так не сближает, как совместная рвота.
Пол, на котором я лежала, казался необычайно прочным. Было чрезвычайно утешительно сознавать, что я уже упала и, следовательно, больше мне падать некуда.
Нигде я не чувствую себя настолько собой, как в горячей ванне.
Я подумала, что строчная буква в начале романа означает, что на самом деле ничто на свете не начинается с самого начала и, следовательно, недостойно заглавной буквы — просто все вытекает откуда-то из середины, откуда-то, где оно было прежде.