Слепой медленно продвигался вперед, приговаривая на ходу: — Помогите слепому проповеднику. Если не хотите покаяться, дайте мне монетку. Я найду ей применение не хуже, чем вы. Помогите слепому безработному проповеднику. Вы ведь хотите, чтобы я побирался, а не проповедовал. Дайте мне монетку, если не хотите покаяться.
...Лицо казалось хрупким, точно его разбили, а потом склеили заново, или походило на ружье, заряженное втайне от всех.
В деревенской школе он выучился читать и писать, но разумней было бы не учиться вовсе; все равно читал он только Библию.
... улыбка честного человека подходила к его лицу, как искусственная челюсть.
Гораздо легче истекать кровью, чем потом.
Хозяйку всегда поражало, что у других людей водятся деньги. Узнав о чьих-нибудь доходах, она начинала докапываться до их истоков и неизменно убеждалась, что истоком является она сама. Она была уверена, что налоги, которые она платит, поступают в самые никчемные в мире кошельки, что правительство не только посылает ее деньги всяким заграничным неграм и арабам, но и содержит своих слепых дураков и всех идиотов, которые умеют только расписываться на чеке. Она чувствовала, что имеет право вернуть себе как можно больше из того, что у нее отобрали, — деньги или что-то иное, словно ей когда-то принадлежал весь мир, а потом его растащили по кусочку.
Дед был странствующим проповедником: язвительный старик, избороздивший три округа с Иисусом, спрятанным в голове, точно жало.
— У меня не было ни одного друга. Представляете, что значит совсем не иметь друзей?
— Это значит, что никто не всадит тебе нож в спину, когда ты отвернешься.
Она не была религиозной или слишком впечатлительной и каждый день благодарила за это звезды.
Хейз включил «дворники», и они гулко застучали, словно пара идиотов, аплодирующих в церкви.
Если у глаз нет дна, они видят больше.