Играй - не отыгрывайся, пей - не похмеляйся.
Всякое государство должно быть похоже на садовника, который заботлив ко всем цветам - даже не очень-то модным по сезону.
Только нельзя любить несчастных – особенно несчастных женщин и слабых мужчин. И то и другое – изнурительный сюжет для Достоевского, который кончится трагедией, и это будет продиктовано не фантазией гения, но правдой…
– Вы забываетесь, Лыпсе, – снова поднялся Красницкий, – господин Никандров совершил акт высокого гражданского мужества – он бежал от рабства Совдепии, он покинул самое дорогое, что у человека есть, – родину. – А зачем же ее покидать? Не нравится, что происходит на родине, – сражайся с этим! Бежать всегда легче.
– ...Свобода! Ты мне заместо этой вашей свободы порядок дай… – Вот! Точно! – даже рассмеялся Евпланов. – Зять говорил, а я не верил: он мне говорил – рабом быть удобно, беспокоиться не надо; как корова в стойле – дадут ей сена, она себе и жует!
Может быть, в том-то и трагедия наша, что мы каждому Христа ради подадим, даже лентяю и пьянице, а считать так и не выучились, все на Бога надеялись - вывезет! Может быть, не так уж плохо для государства - уметь считать?.. Пусть за это другие ругают - зато свои хвалить будут...
– Но мне же двадцать лет! Двадцать всего! – закричал Белов и начал хрустко ломать пальцы. – Я жить хочу! Мне надобно жить – я ведь молодой, глупый! – Свою голову надо иметь в двадцать лет… Мне – двадцать шесть, кстати говоря.
Занятно: «наказывал» – одновременно читается и как «просил», и как «выпорол»…
Все вы от свободы куска хотите, а на ее саму вам насрать!
Мужчины не меняются, меняются лишь женщины, которые проходят через горе... Или через счастье. И если женщина изменится, ей будет, не обижайтесь, друг мой, смешно читать экзерсисы своего прежнего возлюбленного...
Можно врагов опасаться, Осип, голода, болезней… Только нельзя бояться истории своего государства и его культуры…
- Дослушай, после казни..., - так кажется у древних ?
"Революция обязана сделать жизнь лучше той, которую она отвергла!! А что ваша революция принесла?! Голод! Разруху! Власть быдла, которое мне диктует, что надо, а чего не надо писать!"
Литература страшна азиатским владыкам: их народы темны и поэтому, словно дети, верят игрушкам — книгам. Устоявшиеся демократии могут себе позволить любую нематериальную блажь, даже свободное слово.
Всегда кто-то должен терпеливо напоминать миллионам, что они люди. Этот человек будет смешным, в него будут лететь гнилые помидоры. Такие люди уходят осмеянными, но они должны быть. И пока кто-то смешной продолжает говорить, что добро есть добро, а зло есть зло и что черное это черное, а белое это белое, – человек останется человеком!
"Правы были римляне - нет ничего страшнее восставших рабов: их свобода безгранична, а идеалы проникнуты варварством и жестокостью, потому что проповедуют они всеобщую доброту, а всеобщего нет ничего, кроме рождения и смерти."
У меня есть племянница....., она еще совсем маленькая. Когда мы с ней гуляем и она недовольна моим замечанием, она всегда говорит мне : Неверно сказку сказываешь !
"Заметьте: о жестокостях в истории Российского государства написаны тома, но за все время Иоанана Грозного и Петра Великого народу было казнено меньше, чем вы у себя в Париже перекокошили гугенотов в одну лишь ночь. Мы жестокостями пугаем, а на самом деле добры. Вы, просвещенные европейцы, - о жестокостях помалкиваете, но ведь жестокости были - отсюда и пришли к демократии".
Свободой, которая не завоевана, но получена из других рук, надо уметь уважительно и целенаправленно пользоваться.
Исаев помнил слова Кедрова: «Когда разведчик начинает палить из револьвера и бегать по крышам – он кончился, и нет в этом подвига, а лишь одно неумение. Даже если ему грозит провал, он обязан и провал обернуть в свою пользу».
время всегда на того работает, кто смел и тверд. Кто раскис, того время враз в расход списывает».