Сергей Носов – блестящий стилист и остроумный рассказчик. Герои его четвертого романа – петербургские оригиналы, чудаки, ставшие авантюристами волею обстоятельств. Их сумасбродные приключения, связанные с дерзаниями в области актуального искусства, наводят на нешуточные мысли о (страшно сказать) предназначении человека.
Приятно было называть её по имени; словно играешь в дартс: «Ви-ка» - кидаешь дротик и попадаешь. Или не попадаешь. Он чувствовал, что не попадал.
- К сожалению, я женат, - вымолвил Борис Петрович и тут же почувствовал, как одним лишь этим «к сожалению» изменил Елене Григорьевне.
Водитель открыл багажное отделение, и тааможенник, вонзив в автобусное чрево луч фонарика, стал помешивать им темноту.
«Чёрный квадрат» был действительно чёрным. Кроме того, он действительно был квадратом. Не зная, что ещё подумать о «Чёрном квадрате», Борис Петрович несмело констатировал два очевидных свойства изображения - квадратность и черноту.
Что-то в том было, подумал сейчас. Было в том то, что ничего не было.
— Вот так работаешь, работаешь с человеком, а потом окажется, что был новый Репин там, или Куинджи.
«Хуинджи», — подумал Борис Петрович.
Каждый кричал в надежде, что его услышат. Они кричали и не слышали друг друга.
— Нельзя дважды подняться на одну гору. — Нельзя дважды повторять одну остроту.
– У тебя нет ощущения, что ты отстал от поезда? У меня есть.
– И у меня есть, – сказал Чибирев.
– Ничего, ребята, догоните. У меня такого ощущения нет.
– Прыгнул в последний вагон?
Щукин грамотно поступил. Поступая, он проинформировал своих нанимателей о том, что серьезно намерен в рабочее время разбирать и собирать пишущие машинки. Это было и честно, и по-мужски. Щукина сразу же зауважали. Дело в том, что в те годы сторожевое начальство приветствовало увлечения сторожей – вязание на спицах, философия, литературный труд предполагали присутствие вяжущих, философствующих или пишущих долгое время в дежурке. Хуже обстояло дело с теми, кто ничего не делал. Некоторые из них напивались в рабочее время до потери сознания, другие вообще сваливали домой на полдня или целую ночь. Расчет у нарушителей дисциплины был все на тот же авось – не в том плане, что авось не ограбят (украденное, как правило, списывали), а на то, что авось не придет проверяющий.
Это особая, крайне интересная тема, и она еще ждет своего историка.
Единственное, о чем просило начальство, не загромождать пишущими машинками помещение, а при сдаче объекта сменщику убирать их под койку. Понятно, что ответственность за сохранность пишущих машинок нес персонально и исключительно сам Щукин.