Я велосипедист. Кроме того, я муж, отец, сын и лицо с постоянным источником дохода. И домовладелец. И ещё разное. Человек, он много кто.
Год за годом меня вела по жизни бескомпромиссная первоклассность. В ней я просыпался, в ней засыпал. Я дышал безупречностью. И как-то постепенно, незаметно упустил саму жизнь.
Ты живешь здесь и сейчас, и больше тебя никогда не будет. И геройства в том, чтобы сдохнуть по дурости, тоже нет.
Никогда, внушает телепрограмма, не возбраняется быть чудаком - если только ты норвежец, конечно. Все мы тут загадочные норвежцы. И коль скоро все кругом загадочные, чудачество становится нормой. А вывод из этого такой: никого из нас нельзя называть странным. А нужно называть просто норвежцем.
Между мной и Африкой есть одно существенное различие: она любит,когда людей много, а я их вообще не выношу.
Для меня телевизор - это нечто вроде большой энциклопедии моей нелюбви к людям.
Лосёнка будут звать Бонго, как моего отца, осеняет меня, пока я бреду в сторону леса. Хотя отца звали не Бонго, лосёнок получит такое имя в честь отца. Бывают в жизни моменты, когда человек обязан мыслить широко и видеть такого рода взаимосвязи.
Человек рождается один и умирает один. Это надо просто понять, чем раньше, тем лучше. Вся конструкция зиждется на одинокости. Она, так сказать, несущая опора. Человек, случается, живет вместе с другим человеком, но вместе обыкновенно означает рядом. Что тоже совсем неплохо. Человек живет бок о бок с другими людьми, а некие особо благословенные секунды проживает вместе с ними. Они едут в одном автомобиле, сидят за одним столом за обедом, наряжают одну елку на Рождество. Но это совершенно не то что вместе ехать в машине, вместе обедать и вместе встречать Рождество. Это две противоположности. Две планеты.
Стоит человеку стать отличником, и вот уже нет предела тому, на что он готов пойти, лишь бы заслужить пятерку с плюсом. Эта спираль сама себя раскручивает все дальше и дальше, - воистину нет предела совершенству.
Снегопад - единственная погода, которую я люблю. Он меня почти не раздражает, в отличие от всего остального. Я часами могу сидеть у окна и смотреть, как идет снег. Тишина снегопадения. Она хороша для разных дел. Самое лучшее - смотреть сквозь густой снег на свет, к примеру на уличный фонарь. Или выйти из дому, чтобы снег на тебя ложился. Вот оно, чудо. Человеческими руками такого не создать. А еще я обожаю сгребать снег. Могу заниматься этим сколько угодно. Ну и конечно, мне сладко, что все кругом снег не любят. Что они раздражаются, когда он выпадает. Что, прожив жизнь в Норвегии, они не смирились со снегом, а злятся на него. Поэтому, когда снег, я блаженствую. Не без ехидства.
И в горе, и в радости, было сказано, когда мы освящали свои узы браком. Проблема тут только в том, что один и тот же день может оказаться для одного радостным, а для другого горьким.
Удивительно, насколько же легче ничего не говорить, не объяснять, не втолковывать, а просто тихо делать свое дело.
Ничто так не сплачивает людей, как коллективный тяжелый труд, имеющий к тому же символическое значение.
Вот до чего мы дожили. Люди замуровывают себя в домах, боясь ближнего.
Какое блаженство — общаться с тем, кто не умеет говорить.
Моя дочь продолжала раз за разом смотреть «Властелина колец», но ясно дала понять, что сарказм с моей стороны не допускается, а мой сын, Грегус (Господи, один ты знаешь, как я мог согласиться на такое имя), гонял свои доводящие до исступления мультики всякую минуту, когда не был в детском саду. Благословенны пребудут детские сады во веки веков.
Мою жену пугает, что подумают люди, как она говорит. Меня это не тревожит совершенно. Ничто не занимает меня меньше, чем пересуды о моей персоне. Пусть что хотят, то и говорят и думают. Все равно людей я по большей части не люблю, а мнения их редко уважаю.
Ложь совершенно потрясающий инструмент, а многие пользуются ей как-то редко. Хотя она дико эффективна. Человек говорит одно, а думает другое. Чудо, просто, чудо.
Для меня телевизор — это нечто вроде большой энциклопедии моей нелюбви к людям. Телевидение кажется мне квинтэссенцией всего самого мерзкого, что в нас есть.
Только человек особого склада способен ничего не делать, когда у него постоянно стоят над душой.