Маргерит Дюрас уже почти полвека является одной из самых популярных и читаемых писательниц не только во Франции, но и во всем читающем мире. «Краски Востока и проблемы Запада, накал эмоций и холод одиночества — вот полюса, создающие напряжение в прозе этой знаменитой писательницы». «Любовник» — вершина творчества Маргерит Дюрас. Во Франции этот роман был бестселлером 80-х годов, за него писательница удостоена Гонкуровской премии. Поставленный по роману фильм не раз демонстрировался по...
Нельзя вызвать желание. Либо оно есть в женщине, либо нет. Его видишь с первого взгляда - или же понимаешь, что его нет и не было.
The story of my life doesn't exist. Does not exist. There's never any center to it. No path, no line. There are great spaces where you pretend there used to be someone, but its not true, there was no one.
My memory of men is never lit up and illuminated like my memory of women.
I started to write in surroundings that drove me to reticence. Writing, for those people, was still something moral. Nowadays it often seems writing is nothing at all.
He can only express his feelings through parody.
Very early in my life it was too late.
Мы никогда не говорим ни «добрый день», ни «добрый вечер», ни «с Новым годом». Никогда не говорим «спасибо». Мы вообще не разговариваем. Это ни к чему. Мы безмолвны, далеки друг от друга. Наша семья — каменная, окаменевшая в своей неприступности. Изо дня в день мы пытаемся убить каждый себя и друг друга, нам хочется убивать Мы не только не разговариваем — даже не смотрим друг на друга. Нас видят, а мы ни на кого не смотрим. Посмотреть, поддаться любопытству — первый признак падения. Никто не стоит и взгляда. Смотреть — позорно. Мы изгнали из обихода слово «беседа». Вот, наверное, самое полное отражение нашего стыда и нашей гордыни. Любое сообщество, семья ли, нет ли, — ненавистно и унизительно. Нас объединяет изначальный стыд — нам стыдно за то, что мы живем. Вот глубинный смысл истории нашей семьи, истории троих детей простой и честной женщины, нашей матери, женщины, погубленной обществом. Мы все — выходцы из общества, которое довело нашу мать до отчаяния. Что сделали с матерью, такой доброй, доверчивой! Вот за это мы ненавидим жизнь, ненавидим каждый себя и друг друга.
Известно, что женщину делают красивой не платья, не косметика, не дорогие кремы, не редкие, изысканные туалеты. Я знаю, дело не в этом. Но в чем — не знаю. Знаю только: все женщины не там ищут.
Как быстро в моей жизни все стало слишком поздно. В восемнадцать лет было уже слишком поздно. С восемнадцати до двадцати пяти с моим лицом творилось что-то непонятное. В восемнадцать я постарела. Не знаю, может быть, это со всеми так, я никогда не спрашивала. Кажется, кто-то говорил мне, что время, случается, вдруг поражает людей в самые юные, самые праздничные года жизни. Я постарела внезапно, грубо. Время подчиняло себе мои черные одну за другой, я видела, как они меняются, как глаза становятся больше, взгляд - печальнее, рот - решительнее, лоб пересекают глубокие морщины..
Я всю жизнь думала,что пишу,но не писала,думала,что люблю,но не любила,всю свою жизнь я только ждала перед закрытой дверью.Затерянные в толпе,эти люди никогда не остаются наедине с собой,их одиночество-в толпе.Мы не смотрим друг на друга. Нас видят,а мы ни на кого не смотрим. Посмотреть,поддаться любопытству -первый признак падения.Никто не стоит и взгляда . Смотреть-позорно.Теперь мать спокойна :она ушла в себя. А рядом с ней мы -маленькие герои,дети отчаяния.Он по-прежнему молчал,и я не знала,что он видит там,ща сомкнутыми веками.Казалось,он любил эту боль,любил очень сильно,словно раньше-меня,до смерти,и теперь предпочел её мне.