В новом романе «ЖД» Дмитрий Быков строит совершенно невероятные версии нашего прошлого и дает не менее невероятные прогнозы нашего будущего. Некоторые идеи в книге настолько «неполиткорректны», что от сурового осуждения общественности автора может спасти только его «фирменная» ироничность, пронизывающая роман от первой до последней строки.
Как бешеная собака - опасная, но обреченная.
На ЖД-тусовке высокомерие выражалось в том, что с ним даже не спорили.
Влияние политолога на политику скукожилось до влияния интерпретатора классики на текст: оболгать ещё можно, изменить уже никак.
Пусть знают все вокруг, каков есть славен город Вавилон!
Здесь не беспокоятся о чужом мнении – иметь его некому, все свои.
... чтобы серьезностью не предать бредятине статус реальности.
Что мне теперь наверх рапортовать? Деревня взята без боя ввиду отсутствия противника?– Так… трщ-кптн… Доложим, что противник обращен в бегство!– Давай лучше сразу доложим, что противник обращен в жабу. Скорее поверят.
Он понимал священное – или, как он любил говорить, сакральное – значение каждой буквы в уставе. То, что могло неармейскому человеку показаться бессмыслицей, на самом деле бессмыслицей и было, но эта великая тайна не для всех.
Элита не гибнет, она не вправе отступать от высшего долга — командовать жалким, не понимающим своего назначения мясом.
«Каждый год проживаешь день рождения и день смерти…»
Война – дело молодых, лекарство против морщин, Хорошее время для того, кому делать нечего, ну!
Где никто ни во что не верит, всё ходит по кругу.
Нынешний враг был коварен, и весь он был внутренний. Внешний давно не совался в это заколдованное пространство,
«…свобода начинает с того, что упраздняет порядок, чтобы на место его водрузить произвол…»
Прессу читали исключительно в силу привычки, да еще потому, что интернет регулярно действовал только в Москве и Петербурге. Газетный Финнеган второй год оставался одним из немногих развлечений населения. Распрознав, что испускательство автоматичнейшей мобилы «Москвитянин» превоскращено во всевремении, причинностию чаво изъявилось спадение высококачества машинушки, гублинатор помыслякал, что жить на окруине импарии в самым делле во многих релейшенах преферабельнее.
В разговоре оформляется то, чего самому себе не скажешь.
была у Громова даже догадка о том, что все воюющие стороны неспроста так любили брать Дегунино. Несмотря на все лекции московского агитатора Плоскорылова о великой стратегической важности дегунинского района, на все его геополитические рассуждения о клине, которым мужественный Север врезается в женственный Юг в этом именно месте, до которого Гитлер в сорок втором так и не добрался, не то исход войны мог быть совершенно другой, – Громов подозревал, что бесчисленным освободителям Дегунина просто хотелось жрать. На войне это дело не последнее, и ни одна из окрестных деревень не предоставляла такой возможности накушаться, выспаться и понежиться на лежанке с пейзанкой.
Так вот, очень может быть, что Бога нет. Но поскольку без этой гипотезы мир приобретает вовсе уж сиротский и бессмысленный вид, голая смерть, никаких удовольствий – мы полагаем более правильным думать так, как думаем. И знаете, сколько раз уже такое бывало в истории – если вещь красивее выглядит с допущением, то так оно, как правило, и есть. Вроде планеты Плутон, которую никто не видел, но вот казалось, что она должна там быть, – она и есть. Пока вы не надстраиваете над миром этот купол – мир стоит голый, лысый, дождем его заливает… Ну, значит, он должен быть – вот и все рассуждение. Собственно, вся христианская картина мира – просто наиболее удобная схема для того, чтобы в этом мире жить по христианским правилам. Буддийская удобна, чтобы жить по буддийским, хазарская – по хазарским… В их мире, кстати, нет никакого бессмертия, это вы знаете. У местных бессмертия тоже нет, им нравится, когда из них лопух растет.
главная черта дохристианских божеств – ирония.
...оставаясь в пределах государственной системы, глядя на вещи изнутри, он и подумать не мог, что государство стояло на пустом месте; но стоило ему взглянуть на систему извне — он тотчас понял, что охранял сундук самой отборной, самой торричеллиевой пустоты и весь смысл сундука был не в содержимом, а в охране.