Варавва объяснить себе этого не мог; он понять не мог, что величайшее чудо в мире и есть та простая, обыкновенная жизнь, которая в действительности не проста и обыкновенна, а трудна и сложна. Ничего в мире нет необыкновеннее настоящей доброты, ничего нет реже симпатии, ничего более удивительного, божественного, чем бескорыстная, преданная, неизменная любовь, не требующая для себя ничего, а дающая сама все.
Что люди называют любовью, это только часть ее и тот же эгоизм,а что Бог принимает за любовь, это абсолютное, вольное отречение от себя самого.
— Интерес возрастет, если кроме слухов, ничего не останется, — возразил Шебна. — Если хочешь навеки прославить человека ,только допусти, чтобы сведения о нем передавали из уст в уста и чтобы не было записано ни одного факта.
— Ты думаешь, грех Иуды будет прощен? — с надеждой воскликнул Варавва.
— Только не миром, который и подтолкнул его к предательству, — сказал Мельхиор с горечью. — Мир преследует людей и безжалостно доводит их до отчаяния.
Придёт время, когда дети Израиля железной рукой будут управлять всем миром. Звон монеты даст им власть. И для тех, кто любит золото больше жизни, Дух в терновом венце жил на земле напрасно! Торжество иудеев ещё впереди! Они долго были пленниками и рабами, зато в свою очередь возьмут пленных и победят великие государства.
С того времени, когда его привели к Пилату, и до настоящей минуты прошла целая вечность, богатая событиями души и совести, которые в глазах Бога более значительны, чем истории государств! Народ освободил его, вора и мошенника; народ приветствовал его радостными криками... Но что значит восторг толпы перед сознанием бесконечной вины за свои грехи?! Свинцовым грузом висли они на бессмертном духе, рвущемся к совершенству.
Ты говоришь про тайны и чудеса... Ты и сам чудо, ты живешь чудом ,весь мир — чудеса... Следуй по своему пути, человек, ищи истины собственным способом, но если ты ее не достигнешь, не вини истину, которая все-таки существует, — вини свой убогий разум.
— Я не нуждаюсь в помощниках. Я сам себе служу уже много лет и не находил более верного и преданного наперсника...
Да, нелегко обрести веру, - добавил он, немного помолчав. - Не всем дано такое удивительное счастье.
...думаю, что еще не слишком поздно сделать свою жизнь осмысленной, и я этого достигну.
— Конечно, — сказал Мельхиор. — Но это такое дело, в котором тебе никто не может ни помочь, ни помешать. Жизнь — талисман, но цель этого волшебного подарка ты должен понять сам!
— Они тоже бежали… Что им оставалось делать? Бросить погибающего — это так по-человечески!
— Все они трусы! — горячо воскликнул Варавва.
— Нет! — поправил его Мельхиор. — Все они люди!
...— Разве ты не знаешь, милейший Варавва, что все люди — трусы?
...Нет человека, который был бы героем постоянно, в больших и малых вещах —славные дела совершаются редко, в минуту сильного воодушевления...Быть слишком гордым, чтобы воровать, слишком милосердным, чтобы поднять руку на другого — вот это было бы человеческим подвигом! Но люди — пигмеи. Они трясутся за свою жизнь. А что их жизнь? Ничтожная пылинка в солнечном луче — не больше!
— Спасение? — переспросил Мельхиор. — Ты хочешь спасти ягненка от волков, лань от тигров, веру — от священников? Ты смел и опрометчив!