Пастернаком надо переболеть. Не так как корью или гриппом, не ради иммунитета, а так как болеют высокой идеей, мучаясь от невозможности до конца постигнуть, сравнивая свои силы и возможности с силами и возможностями того, кто стал, пусть и на время, открытием, чьими глазами ты вдруг посмотрел на мир и удивился его цельности, яркости, необычности, его высокому трагизму. Потом это проходит, как проходит в конце концов всякая болезнь, но остается след. Запас поэтической энергии этого поэта, как...
А затем прощалось лето С полустанком. Снявши шапку, Сто слепящих фотографий Ночью снял на память гром.
Листьям в августе, с астмой в каждом атоме, Снится тишь и темь.
Тот год! Как часто у окна Нашептывал мне, старый: "Выкинься". А этот, новый, всё прогнал Рождественскою сказкой Диккенса. Вот шепчет мне: "Забудь, встряхнись!" И с солнцем в градуснике тянетя Точь-в-точь как тот дарил стрихнин И падал в пузырек с цианистым.
Тени вечера волоса тоньше
Мы всё, как свет, отбрасываем внутрь из бытия, когда мы познаём. Рильке, По одной подруге реквием
Я больше всех удач и бед За то тебя любил, Что пожелтелый белый свет С тобой - белей белил.
Был утренник. Сводило челюсти, И шелест листьев был как бред. Синее оперенья селезня Сверкал за Камою рассвет. И утро шло кровавой банею, Как нефть разлившейся зари, Гасить рожки в кают-компании И городские фонари.
Отчаянные холода Задерживают таянье. Весна позднее, чем всегда, Но и зато нечаянней.
Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил, Лишь потом разражалась гроза.
Так пошлость свертывает в творог Седые сливки бытия.