Еще одно открытие: льстить легко, стоит только начать.
Пол вспомнил, как говорил Бернштейну, чьи дед и тетка стали жертвами геноцида, что не понимает, почему евреи остались в Германии — черт возьми, вообще в Европе, но особенно в Германии — и не уехали, пока еще не было поздно. Они, вообще-то говоря, были неглупыми людьми, многие из них когда-то на своем опыте узнали, что такое антисемитизм. Несомненно, они видели, к чему идет. Так почему же они остались?Ответ Бернштейна потряс его легкомыслием, жестокой насмешкой и неуместностью: У многих в доме было пианино. Мы, евреи, питаем слабость к пианино. А когда у человека есть пианино, ему труднее думать об отъезде.
Он вспомнил, как поучала Алису Белая Королева: У нас здесь так: мы действовали вчера, мы будем действовать завтра, но мы никогда не начинаем сегодня.
О, лжецы умеют клясться! Они любят клясться!
В темноте разум беспомощен, а логика всего лишь призрак.
Те, кто умеет рассказывать, обычно не умеют писать. Если ты веришь, что люди, умеющие писать книги, хорошо говорят, значит, ты никогда не видела по телевизору, как заикается и мямлит писатель.
Как только ты приступаешь к книге, все остальные оказываются на другом конце галактики. Никогда я не писал для своих жен, для матери, для отца. Знаешь, почему авторы пишут, что посвящают книги своим близким? Потому что в конце концов масштабы собственного эгоизма начинают их пугать.
Ожидание весны - это как ожидание рая.
В книге все планы осуществились бы без сучка без задоринки... Но жизнь - грязная штука. А что ещё можно сказать о реальности, в которой в самые критические моменты жизни человеку может захотеться в туалет или ещё что-нибудь подобное?
Она сумасшедшая, но сумасшествие и глупость не одно и то же.
В писании есть что-то от онанизма; пальцы мучают пишущую машинку, а не собственную плоть, но оба процесса в значительной степени зависят от изобретательности ума, быстроты рук и искренней преданности искусству нетривиального.
Неприятность, которая МОЖЕТ случиться, случается.
— Не задавай мне вопросов, и я не стану тебе врать.
"Кто-нибудь мог бы прийти и спасти от ужаса, но никто не пришел...потому что никто никогда не приходит".
Может, есть и феи, и эльфы, но помни: Бог помогает тем, кто помогает себе сам.
Знаешь, почему авторы пишут, что посвящают книги своим близким? Потому что в конце концов масштабы собственного эгоизма начинают их пугать.
- Писателю незачем писать, если его работу некому прочесть.
Писатели запоминают всё. Особенно то, что связано со страданиями. Раздень писателя догола, укажи на любой крошечный шрам, и ты услышишь историю о том, как он появился. Большие повреждения порождают романы, а не амнезию. Талант — полезная вещь для писателя, но единственное непременное условие — это способность помнить историю каждого шрама.
Искусство — это упорство памяти.
Талант - полезная вещь для писателя, но единственное неприменное условие - это способность помнить историю каждого шрама.
Талант - полезная вещь для писателя, но единственное непременное условие – это способность помнить историю каждого шрама. Искусство – это упорство памяти
Жестокость в конце концов объяснима. Противостоять же безумию не может ничто.
Может быть, писательство - это мастурбация, но Боже сохрани от превращения писательства в самоедство.