Роман "Альтист Данилов" вихрем ворвался в нашу жизнь и всех ошеломил. Его читали и перечитывали, он издавался во Франции и США, в Германии и Японии, в Италии и Швеции — более чем в 20 странах мира. Точное бытописание московской жизни и полет фантазии, острая социальная сатира и мягкий юмор — все это переплелось в романе, складываясь в поэтичное, похожее на музыку произведение. "Альтист Данилов" — роман об истинных ценностях, о большой любви, которая только и может стать основой творчества.
Не надо было торопить жизнь, а следовало ей самой доверить и свои чувства, и свою свободу.
...Разве мир - гармония? Разве жизнь - гармония?...Лев терзает лань, мирные злаки растут на братских могилах, женщина торгует телом, пьяная рука калечит ребёнка, альтист...лижет штиблеты главному дирижёру, чтобы именно он...поехал на гастроли в Италию!
У нас платят хорошо, у нас же наука, не то что у вас, искусство…
– Нет, Николай Борисович, я не спорил с вами. Просто играл, и все. Как мог…
– Теперь ты должен играть не как можешь, а как не можешь. В крайнем случае ты ведь все равно сыграешь как можешь. Ты понял меня?
Да что там, говорил, в Италии? Мафиози да тиффози. Макароны же и у нас есть.
Но с такой просьбой к нему никто не обращался, при наличии тридцати шести скрипок молчание одной из них в оркестре, пусть и нежнейшей, можно было не заметить.
Скрипач Земский заметил, что следовало на ипподроме просто выставить слова: «Прогулка гигантского синего быка». В мозгу каждого из зрителей возник бы бык и его прогулка, и это было бы настоящее искусство, а не шарлатанство, как теперь.
Значит, традиционная музыка лжет. Навевает даже и трагическими сочинениями сладостный обман. Для того она и звуки отобрала приятные человеку, сносные, выдрессировала их и строго следит за их порядком. Она ложь и побрякушка. Конечно, и старая музыка заставляет людей страдать, плакать. Но это оттого, что у них есть потребность страдать и плакать, а иной музыки они не знают.
Кошелев был адвокат, но во всех играх кидался в атаки, словно прокурор.
У них во всех бумагах и разговорах Земля так и называлась - Тот Свет, а иногда и - Тот Еще Свет.
Вот всю жизнь так! И не поговоришь как следует с необходимым тебе человеком, не откроешь ему душу, его душу не обрадуешь, не обогреешь, а в суете коснёшься лишь случайным словом и унесёшься дальше по пустяшным делам!
...еще Александр Сергеевич говорил, – правда, французскими словами, – что в женщине нет ничего пошлее терпения и самоотречения, и Данилов с Александром Сергеевичем поспорил бы лишь по поводу резкости суждения.
- У нас день впереди, - сказал Данилов. - Как ты предполагаешь провести его?
- В разгуле, - сказал Кармадон. Но без предвкушения удовольствий сказал, а холодно, твердо, будто под разгулом понимал не персидские пляски и не битье зеркал, а прием снадобий и чтение источников.
Время стекало в глиняный кувшин и застывало в нем гречишным медом.
...Ещё Александр Сергеевич говорил, - правда, французскими словами, - что в женщине нет ничего пошлее терпения и самоотречения,..
Клавдия одета была тщательно, словно бы Данилов стал интересен ей как мужчина. Краску и тушь на веки и на ресницы она наложила под девизом: "А лес стоит загадочный..."
Контрабасист, игравший в оркестре лет сорок и отправившийся на пенсию, достал по знакомству билеты на "Кармен", привел в театр внука. В первом же перерыве он прибежал в яму, чуть ли не закричал: "Музыка-то какая! Увертюра-то какая! Опера-то какая! Я-то всю жизнь думал, что в ней только пум-пум, а в ней, оказывается, и та-ра-ра-ра..." - и пропел тему тореадора.
...подымая от бланков глаза, упирался взглядом в грудастую даму на плакате с жэковскими книжками в руках - над дамой медными тарелками били слова: "Красна изба не кутежами, а коммунальными платежами!"
В троллейбусе дамы на инвалидных местах были уверены, что синий бык явился не к добру. «Вот увидите, – сокрушалась одна из дам, – сильное наводнение случится в Африке… Или у нас творог подорожает…»
– Хватит. Прощай. У меня зуб болит! – резко сказал Данилов и повесил трубку.
Зуб у него не болел, но от Клавдии мог заболеть.
Да что же это мы! Будто не музыкой заняты, а мылом торгуем…