пропаганда наличия внешней угрозы порождает или усиливает эти угрозы, а сверхусилия в военном строительстве через деградацию экономической базы снижают, а не укрепляют фактическую способность противостоять внешним и внутренним угрозам безопасности. Тем самым трагический фарс постепенно перерастает в реальную трагедию страны и общества.
мировая периферия ни при каких условиях не может соревноваться с центром, как и деревня – с городом, а территория массовой нужды – с обществом потребления. Даже пропаганда с использованием современных информационных технологий неэффективна: глобальный информационный мейнстрим она определять неспособна даже в малой степени, оборачиваясь бессмысленной растратой и без того ограниченных ресурсов на строительство воздушных замков и обман собственного населения
конкуренция между государствами ядра мирового капитализма острее, нежели конкуренция между ними и мировой периферией – точно так же, как внутривидовая конкуренция в животном мире гораздо ожесточеннее межвидовой. Схватки между отдельными компаниями и группами за рынки и, соответственно, перспективы больших будущих доходов, протекают острее, чем схватки между средневековыми монархами за новые территории для освоения и грабежа. Разве что при этом льется не кровь, а лишь невидимые миру слезы, однако накал страстей и масштабы интриг, а также оказываемого давления, нажима и затрачиваемых ресурсов таковы, что многие войны прошлых столетий кажутся рядом с ними детской игрой
если бы Россия сумела совершить исторический прыжок из мировой полупериферии, где она находилась в высшей точке своей советской истории, в ядро всемирного капитализма, конечно, ни о какой идиллии отношений с другими частями ядра не могло бы быть и речи. Да, ей пришлось бы считаться с более сильными, уступать им в тех или иных вопросах. Однако при этом она могла бы отодвигать конкурентов на тех участках, где имела бы возможность сосредоточивать превосходящую массу ресурсов; строить коалиции, интриговать, но добиваться своих целей
сегодня мы можем наблюдать, как в России формируется не просто периферийный авторитаризм, а авторитаризм провинциальный, кичащийся своим периферийным положением и стремящийся закрепить его ради сохранения власти в руках ныне правящей группировки
культ особых “традиционных ценностей” как оправдание глубоких социальных разрывов и низких (по меркам мировых метрополий) стандартов личного и общественного потребления у основной массы населения
правила, которые в более или менее устойчивом виде сформировались к концу XX века, являются результатом и следствием бесконечных войн, которые европейские страны вели друг с другом и с остальным миром в течение многих столетий, пытаясь доказать собственную исключительность, загубив при этом десятки миллионов человеческих жизней и уничтожив в бессчетном количестве плоды их усилий. И этот обильно политый человеческой кровью свод неписаных правил не будет изменен на основании того, что он не удовлетворяет амбициям и представлениям о справедливости одного национального лидера или даже группы таких лидеров, недовольных своим нынешнем положением в мировом сообществе.
Коррупция трансформирует все общественное сознание и порождает парадоксальное явление: законы заведомо принимаются для того, чтобы их нарушать. [...] С такой коррумпированностью сознания невозможно бороться ни образованием, ни расширением деловых и человеческих связей с развитыми странами.
неконтролируемый рост коррупции, который трудно доказать цифрами, но легко ощутить на личном опыте, если активно участвуешь в политической и экономической жизни страны или хотя бы пристально за ней наблюдаешь
верховной власти [...] коррупционная система не мешает – она ей выгодна. Государство вынуждает общество быть соучастником преступления (каждый либо участвует активно, либо участвует время от времени, либо поощряет преступление своей пассивностью)