Американский Юг – во всей его болезненной, трагической и причудливой прелести. В романе «Свет в августе» кипят опасные и разрушительные страсти, хранятся мрачные семейные секреты, процветают расизм и жестокость, а любовь и ненависть достигают поистине античного масштаба…
Out of the instant the sand clutched wheel of thinking turns on with the slow implacability of a mediaeval torture instrument, beneath the wrenched and broken sockets of his spirit, his life:
....
The wheel whirls on. It is going fast and smooth now, because it is freed now of burden, of vehicle, axle, all. In the lambent suspension of August into which night is about to fully come, it seems to engender and surround itself with a faint glow like a halo.
‘And after all, I have paid. I have bought my ghost, even though I did pay for it with my life. And who can forbid me doing that? It is any man’s privilege to destroy himself, so long as he does not injure anyone else, so long as he lives to and of himself
. After all, there must be some things for which God cannot be accused by man and held responsible. There must be.’
“Perhaps I accepted more than I could perform. But is that criminal? Shall I be punished for that? Shall I be held responsible for that which was beyond my power?”
Если дети могут принимать взрослых как взрослых, то взрослые детей не умеют воспринимать иначе, как тоже взрослых.
До чего ложной оказывается самая глубокая книга, если ее приложить к жизни.
Говорят, будто обман удаётся опытному лжецу. Но часто опытный, закоренелый лжец обманывает одного себя; легче всего верят лжи человека, который всю жизнь был каторжником собственной правдивости.
Человек будет говорить, как бы он хотел скрыться от живых людей. Но вредят ему мертвые. От мертвых, что тихо лежат на месте и не пытаются его удержать — вот от кого ему не скрыться.
Мужик. Всякий мужик. Сто случаев сделать добро упустит, ради одного случая встрять, куда его встревать не просят. Прозевает какой угодно случай, проворонит любую возможность - богатства, почета, благого дела, а то и злодейства даже. Но случая встрять не упустит.
Не так страшна человеку беда, которая случилась, как та, которая может случиться. За привычную беду он цепляться будет - лишь бы ничего не менять.
Он совсем не думал, не страдал. Возможно, он ощущал где-то внутри себя разорванный провод между волей и чувствительностью - два оголенных конца, лежащих порознь, разомкнутых, ждущих соединения, замыкания, чтобы он снова мог двигаться.
Человек делает, порождает несравненно больше того, что может или должен вынести. Вот так он и узнаёт, что может вынести всё.
До чего ложной оказывается самая глубокая книга, если её приложить к жизни.
Похоже, что человек может выдержать почти все. Выдержать даже то, чего он не сделал. Выдержать даже мысль, что есть такое, чего он не в силах выдержать. Выдержать даже то, что ему впору упасть и заплакать, а он себе этого не позволяет. Выдержать — не оглянуться, даже когда знает, что оглядывайся, не оглядывайся, проку все равно не будет.
Пожалуй, они правы, помещая любовь в книги. Пожалуй, только там ей и место.
Если женщина что и говорит, у ней это ничего не значит. Это мужчины принимают свои разговоры всерьез.
Женщине, чтобы другую бранить, причин не требуется.
Пожалуй, они правы, помещая любовь в книги. Пожалуй, только там ей и место.
Наконец-то хотя бы женщину из неё сделал, — думал он. — Теперь она меня ненавидит. Хотя бы этому я её научил.
Не так страшна человеку беда, которая случилась, как та, которая может случиться.
Память верит раньше, чем вспоминает знание. Верит дольше, чем помнит, дольше, чем знание даже спрашивает.
Проклятие чёрной расы — Божье проклятие. Проклятие же белой расы — чёрный человек, который всегда будет избранником Божьим, потому что однажды Он его проклял.
Говорят, будто обман удается опытному лжецу. Но часто опытный, закоренелый лжец обманывает одного себя; легче всего верят лжи человека, который всю жизнь ходил в кандалах правдивости.
Байрон слушал молча и думал про себя, что люди, в общем, всюду одинаковы, но, видно, в маленьком городке, где зло осуществить труднее, где возможностей скрытничать меньше, люди зато могут придумать больше зла - приписав его другому.