В центре повествования этой, подчас шокирующей, резкой и болевой книги – Женщина. Героиня, в юности – парашютистка и пилот воздушного шара, пережив личную трагедию, вынуждена заняться совсем иным делом в другой стране, можно сказать, в зазеркалье: она косметолог, живет и работает в Нью-Йорке. Целая вереница странных персонажей проходит перед ее глазами, ибо по роду своей нынешней профессии героиня сталкивается с фантастическими, на сегодняшний день почти обыденными «гендерными перевертышами», с...
И лишь остатняя любовь мужчины и женщины все еще барахтается, тщетно пытаясь выплыть и выстоять в этом загаженном и, в сущности, пропащем мире...Мама, незабвенная Роза, была маленькая очаровательная блондинка, скорее русая, скорее пепельная, с пепельно же серыми глазами. Для того чтобы разглядеть в ней эту однотонную тихую красоту, следовало некоторое время понаблюдать, как она двигается: осторожно, опасливо, как деликатная кошечка в чужом дворе.... Если б ты знала, как мы ссорились! мы начинали ссориться, едва кто-то из нас двоих зевнет первым утренним зевком, а заканчивали поздно ночью, гася друг в друге последний возмущенный вопль. Ему ничего во мне не нравилось, кроме меня самой. А он вообще меня страшно раздражал - до первого прикосновения. Я бы давно от него ушла, если б могла без него жить.
Так вот, теория моя, возможно, и дурацкая, но, если подумать, вполне жизненная: страсть человека к тому или иному виду полетов определяется способом, каким он летает во сне. Все люди летают во сне, просто некоторые об этом не помнят, просыпаясь. Но все летают по-разному.Кто-то падает с высоты, падает стремительно и тормозит у поверхности земли. И вот это чувство свободного падения, стремления к земной коре, к шкуре планеты, подспудно владеет сердцами тех, кто увлечен парашютами. Победа над силой притяжения в личной схватке: упасть и не разбиться – обнять землю.Кто-то во сне с ревом отрывается от земли, рвет пространство, все связи, уходит ввысь. Такие люди ловят кайф от скорости, от мощи, отрицания всех земных оков. Такие становятся летчиками, мощь мотора – вот их музыка, их завод.Кто-то во сне парит, как птица, свободно, невесомо. Их наслаждение – игра с ветром. Это – парители, планеристы, парапланеристы и прочие безмоторные товарищи, птички божии на безмятежных воздушных потоках. «Воздух выдержит только тех, кто верит в себя».
В Америке вся эта трогательная родственная близость и братско-сестринские объятия вызывают стойкие подозрения в: педофилии, инцесте, скрытых пороках, подавленном либидо – выбирай, что нравится.
Под подозрением все. Все соблюдают дистанцию. Обнимаются без оглядки только на похоронах. А во всем виноваты знаменитые американцы: не помню, когда она началась, эра публичных постирушек. Все звезды Голливуда вдруг принялись строчить воспоминания о том, как их насиловали отцы, братья, дядья и тети. Захватывающие сюжеты, мечта психоаналитика, всепобеждающая эрекция – Нерон отдыхает. Так что при малейшем подозрении на всякий случай (бдительность – наше главное оружие!) ребенка посылают на тест к психологу, а если вдруг дитя заклинит, или, скажем, дитя оказалось с фантазией, или сердито на папу-маму, которые не купили то и это, – кранты непослушным папам: их начнут таскать на допросы, напустят полный дом социальных работников. И, увы, все это можно объяснить и понять: время от времени страну потрясает известие о какой-нибудь секте, где собственных детей взрослые держат в сексуальном рабстве. Однако за подобные изуверства отвечает все общество скопом – тоже на всякий случай. И пуганое общество не возражает.
Вообще, клиенты делятся на тех, у кого мания величия, и на тех, у кого комплекс неполноценности. Первые себя обожают, у них одни достоинства. У вторых - одни недостатки. И тех и других я бы отослала к психиатру.
Любопытно, как по-разному люди пересиливают в себе всплески застарелого горя. Кто-то старательно, по шажочку, по минутке проходит вновь весь крестный неотвратимый путь. А кто-то, как я, беззвучно вскрикнув, шарахается прочь совсем в другую сторону...
... Почему б тебе не написать повесть о воздухоплавателях, о волшебных фиестах нашей далекой юности, о бесшабашном мужестве очарованных людей? Настоящую романтическую повесть, где и любовь будет настоящая, крепкая, старой закваски любовь.
... порок, как и война, остается самым жирным удобрением для алчной сволочи любого народа.
Одно из двух самых любимых мест моего детства: зоопарк и парикмахерская. Но в зоопарке ты на все смотришь со стороны, а в парикмахерской я смотрела, вдыхала, осязала и слушала, крутясь в самой сердцевине бурлящей жизни. Эти парикмахерские конца шестидесятых - это театр, кино и цирк в одном пульверизаторе.
*в парикмахерской*: - Кипяток готов, кому на головку?
В каждой коммуналке шла своя гражданская война. В одну следовало пробираться ползком, чтобы не разворошить осиное гнездо соседей; в другой не звали к телефону, который висел в коридоре; в третьей дрались до первой крови в очереди в уборную.
Мне было лет семь, мама была еще жива, Союз - нерушим, Украина - зависима, а русский язык - главный разговорный. Балакали, конечно, и на суржике, но до того, чтоб на парикмахерской было написано "Перукарня", надо было еще дожить.