Новый Орлеан. Город, в котором смешалось невообразимое множество рас, характеров, вер и увлечений. Парадная роскошь – и задние улочки, где жизнь кипит и днем, и ночью. И именно здесь живет один из самых причудливых литературных персонажей Игнациус Райлли, или просто Туся, как зовет его мать. Он лентяй – но лентяй деятельный и страстный. Обжора, посмешище, идеолог и идиот, точно знающий, как наилучшим образом обустроить окружающий мир. Дон Кихот и Фальстаф в одном теле, он отважно выступает...
увидев место воочию, я бы все же предпочел, чтобы вы арендовали зал «Американского Легиона» или что-либо еще, равно уместное. Этот дом больше похож на декорацию для какой-то извращенной деятельности, вроде танцев с чаепитием или вечеринки в саду.
Некоторые наряды, отмечал Игнациус, достаточно новы и дороги, чтобы должным образом считаться преступлением против вкуса и пристойности. Владение чем угодно новым или дорогим лишь отражает нехватку у данного лица теологии и геометрии; и даже может накинуть тень сомнения на душу человеческую.
— Некоторые исторические персонажи такие скучные.
— И не говорите, — согласился Тальк, готовый участвовать в любых кампаниях против фигур английской истории, столько лет уже терзавших все его существование. Головная боль начиналась уже от того, что приходилось всех помнить.
С ее образованием и боэцийским мировоззрением она весьма стоически и фаталистично отнесется к любым сексуальным бестактностям и ляпсусам, которые он может совершить.
— Игнациус, что это за дрянь на полу?
— То, что вы видите, — это мое мировоззрение. Оно все еще должно быть инкорпорировано в целое, поэтому ступайте осторожнее.
— Да еще и ставни все закрыл. Игнациус! На улице еще светло.
— Существо мое — не без своих прустианских элементов.
Экстерьер его служил примером элегантной быдловатости; интерьер представлял собой успешную попытку не впускать деревенщину внутрь.
Когда Фортуна откручивает тебя вниз, иди в кино и постарайся получить от жизни всё, что можно. Игнациус уже был готов сказать это самому себе и тут вспомнил, что ходил в кино почти каждый вечер вне зависимости от того, куда крутила его Фортуна.
Твоего типа нет даже в учебниках по психологии. Да ты сходи к доктору Ленни хотя бы ради него. Как только твой случай опишут в психиатрических журналах, его начнут приглашать в Вену читать лекции.
Из-под кустистых черных усов выпирали пухлые, укоризненно поджатые губы, к уголкам своим постепенно утопавшие в складках, переполненных неодобрением и крошками картофельных чипсов.
Я сомневаюсь, ведомо ли вам, что Св. Кассиан из Имолы был заколот насмерть стилами собственных студентов. Смерть его, благородная смерть мученика, сделала его святым покровителем учителей.
— Чтобы начать кампанию, у нас должно пройти большое организационное собрание.
— Это будет что-нибудь вроде тусовки?
— Да — в некотором смысле. И вместе с тем партия должна выражать ваши цели.
— Тогда это, наверное, типа весело. Вы и представить себе не можете, насколько пресные, бесцветные у нас в последнее время партии.
— О, Фортуна, слепая, невнимательная богиня, я пристегнут к твоему колесу, — рыгнул Игнациус. — Не сокрушай меня под своими спицами. Вознеси меня повыше, божество.
— Ты чего там бормочешь, дуся? — спросила мать через закрытую дверь.
— Мое единственное желание — заинтересовать своих студентов. Давайте взглянем правде в глаза. Средний студент не интересуется историей кельтской Британии. Я, собственно говоря, — тоже. Именно поэтому, хоть я и признаю это сам, на своих занятиях мне всегда удается ощутить какое-то взаимопонимание.
— О, я ни за что бы не подумал, что с вами может быть так весело. В этом жутком нищенском баре вы были так враждебно настроены.
— Существо мое многогранно.
— Эй, слуш, — сказал Джоунз. — Пока не ушел, скажи-ка мне кой-чё. Как ты думаш, чё надо цветному чуваку, чтоб не бомжить и чтоб заплата не ниже минималой была?
— Прошу вас. — Игнациус пошарил под халатом в поисках бордюра, чтобы опереться и встать. — Вы даже представить себе не можете, насколько вы запутались. Ваши субъективные оценки совершенно неверны. Как только вы достигнете вершины, или к чему вы там еще стремитесь, у вас непременно случится нервный срыв или даже хуже. Вам знакомы негры с язвой желудка? Разумеется, нет. Живите в какой-нибудь лачуге и радуйтесь.
— Я все решила. Ты пойдешь и найдешь себе работу.
О, что еще за низкую шутку играла с ним сейчас Фортуна? Арест, авария, работа. Когда же, наконец, завершится этот кошмарный цикл?
— Вот, послушай-ка сюда. Я это пробъявленье в газете кажный день вижу, — сказала миссис Райлли, поднеся газету к самому носу. — «Опрятный, грудолюбивый мужчина…»
— « Трудо —любивый».
— «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, покойного склада…»
— « Спокойного склада». Дайте сюда, — рявкнул Игнациус, выхватывая у матери газету. — Прискорбно, что вы так и не смогли завершить свое образование.
— Папуля очень бедствовал.
— Я вас умоляю! В данный момент я не вынесу прослушивания этой мрачной истории еще раз. «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, спокойного склада.» Боже милостивый! Что же это за чудовище им требуется. Боюсь, я никогда не смогу работать на концерн с подобным мировоззрением.
— Я отказываюсь «держать хвост пистолетом». От оптимизма меня тошнит. Это извращение. Со времен грехопадения должный удел человека во вселенной — удел страданий.
— Ну вот, ты опять на девочек нападаешь. <...> Если б одна из твоих дочерей была лошадью, а другая — бейсболистом, ты бы ради них из кожи вон лез.
— Если б одна была лошадью, а другая бейсболистом, нам же было бы лучше, поверь мне. Они могли бы приносить прибыль.
Инцидент напомнил мне о том случае в Парке По, когда белочка, которую я кормила, оказалась крысой и лишь на первый взгляд — вылитой белочкой.