Он родился не в ту эпоху, не на той стороне реки, с возможностями сделать всё, что угодно, но ничего не найдя из того, что ему бы хотелось сделать.
Держись подальше от Мотоциклиста. Если долго быть рядом с ним, перестаешь верить во что-нибудь.
Мне казалось, это ужасно классно, быть настолько взрослым. Ну и вот, я дошел до того места, где он тогда был, и ничего не изменилось, он за это время ушел еще дальше. Что-то где-то не сработало.
Как только я это подумал, до меня дошло, что у Мотоциклиста на самом деле никаких друзей никогда не было. Враги – да, были. Были те, кто им восхищался. Но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь заявил: «Я – его друг».
Но мы не можем быть теми, о ком мы читаем.
Иногда, очень редко, на свете появляются люди, которые видят мир совсем иначе, чем остальные. Заметь, я сказал "остальные", а не "ненормальные". Это не значит, что эти люди - сумасшедшие. Обостренное восприятие не означает, что человек сошел с ума. Впрочем, свести с ума оно, несомненно, может.
У него было много друзей, в большинстве своем бармены.
Этот день оказался намного интересней, чем я предполагал. Я был исключен, и Пэтти порвала со мной.
Я удивился, где она могла научиться так хорошенько браниться, потом я вспомнил, что она уже общается со мной пять месяцев.
Это было то, что пугало меня, что пугало Стива, и что напугало бы любого, кто вступал в контакт с Мотоциклистом. Они не принадлежал ни к чему, и что было хуже всего — он не хотел этого.
Мне было страшно. Страшнее, чем за всю мою жизнь. Так страшно, что я уронил голову на стойку и заплакал, впервые, сколько себя помню. Плакать — это очень больно.
На него никто не смотрел мельком. Всегда останавливались и разглядывали. Как хищника в зоопарке
— Калифорния, — сказал он, — как невыносимо красивая девчонка на диком приходе, и ей все по дикому кайфу, и она не догадывается, что на самом деле скоро сдохнет. Даже если ткнуть ее носом в исколотые вены, она только отмахнется.
Хороший он парень, Стив. Еще бы только книжек читал поменьше.
--Вот что я не понимаю, -- выпалил Стив. --Как это никто до сих пор не взял ружье и не разнес тебе голову.
--Даже в самых примитивных человеческих сообществах к безумным относятся с инстинктивным уважением, -- ответил Мотоциклист.
Стиву тогда было четырнадцать, как и мне. Смотрелся он на двенадцать. А вел себя на все сорок.
– До чего же забавное положение, – прервал тишину Мотоциклист. – Как это так вышло, что я сижу здесь, обнимая полумертвого брата, а вокруг бетон, кирпич и крысы.
До чего же странно. Понимать, что между нами всё кончено, хотим мы этого или нет.
--Твоя мать, -- сказал он четко и раздельно, -- не безумна. Также, несмотря на всеобщее мнение, не безумен и твой брат. Он всего лишь играет в пьесе, в которой для него нет роли. В другое время, в другом веке, из него вышел бы превосходный рыцарь, или языческий князь. Он родился в неправильное время, и наделен одновременно способностью добиться любой цели, и полным отсутствием цели, которой ему хотелось бы добиться.
Она явно на что-то злилась. И хотела поскандалить. Злилась она не на то, что я пришел не вовремя, но поскандалить хотела именно про это. Вообще у нас всегда так выходило – ссоримся вовсе не о том, о чем она злится.
Ножа ни у кого не оказалось. Вот так и бывает, когда нет больше разборок. Придет время, а ты не в форме.
Наш брак - классический пример того, что бывает, когда проповедник сходится с атеистом, надеясь обратить того в свою веру, и в результате сам начинает в ней сомневаться.
– Эх, – говорю. – Банда – это звучало гордо.
– В больничку это звучало, каждую неделю.
Да уж, он явно был не в себе. Но и я тоже. Драться-то собирался я, а не он.
– Смоки, – говорю. – Да ты никак струсил.
– Я никак поумнел.
Меня бесило, когда люди хотели прикончить меня за какой-нибудь ничтожный повод. Если бы было что-то существенное, то это уже другое дело.
У него была эта плохая привычка — брать мотоцикл и колесить, не говоря владельцу.