Каждый, кто общался с авшуркой хотя бы пять минут, мог с полным правом утверждать, что знает ее уже даже слишком давно и это знание нанесло ему неизлечимую душевную травму.
Станислав (скептически). Обмениваетесь боевым опытом?
Стрелок. Нет, родительским! Вот, например, ты знаешь, как отмыть от дивана сырые яйца?!
Вадим (и глазом не моргнув). Чьи?
Когда все катится в ад, остается только делать вид, что так оно и запланировано!
Станиславу даже показалось, что он чувствует запах молочного шоколада, разнузданно пожранного под покровом ночи.
— Шо, уже?! – возмутилась Сара. – Куда вы так меня спешите, я только начала хорошо жить!
…Беседа приобрела душевность круглого стола главарей мафиозных кланов, где все зубасто улыбаются друг другу, придерживая лежащие на коленях плазмометы.
…Как известно, между бухгалтерией и юридическим отделом периодически разыгрываются драмы похлеще шекспировских.
Авшур мог растормошить даже мертвеца (а потом убедить его взять кредит под триста процентов).
— Ого, вы как будто знали, что мы сегодня за вами прилетим! – с уважением заметил Тед.
— Ой, ну за такой прекрасной женщиной рано или поздно кто-нибудь прилетит! – небрежно отмахнулась Сара. – Не вы, так кредиторы, или погромщики, или вообще тетя Роза в гости нагрянет!
– …В этой дыре можно заработать только убытки! Эта торговля уже сидит у меня поперек горла и пинает в язву желудка!
— Но если погода окажется слишком опасной для посадки, то не рискуйте, сразу поворачивайте назад, ясно? – добавил Станислав для очистки совести.
— Конечно! – без колебаний запачкал свою совесть Тед.
— А ты позволил бы своим друзьям погибнуть ради спасения человечества?
— Они постоянно пытаются это сделать.
Станислав хотел сразу отвезти чипы на «Флипс», но Кира, встревоженная поломкой двигателя, попросила оставить их на транспортнике: «У вас оно надежнее, все свои». За своих Станислав ручался (такие идиоты чужими быть не могут!), за надежность – как-то не очень, однако возражать не стал.
– Вы мне не поможете?..
Вениамин подавил в себе гены Герасима и, сложив удилище и леску в правую руку, протянул Сергею Петровичу левую.
В шлюзе Станислав со сдавленными проклятиями выкопал из пакета провалившийся на самое дно, сплющенный и отсыревший труп хот-дога, однако голод мог сделать падальщиком даже самого гордого хищника.
— Угу, маленьких все любят… – еще больше насупилась девочка.
— Неправда! – бодро возразил Майкл. – Моей дочери уже девятнадцать лет, и провалиться мне на этом самом месте, если сейчас она нравится мне не в сто раз больше того лысого беззубого недоразумения, которое жена девятнадцать лет назад притащила из роддома!
— Вы же не местные, да? Тогда поосторожнее тут! – зловеще проворчал он. – Говорят, вчера в соседнем лесу видели стаю сыроежек… – И емко уточнил: – Красных!
— Ну и что? – беспечно сказала Полина. – Это же всего лишь грибы!
— А как вы думаете, почему их назвали сыроежками? – вкрадчиво поинтересовался мужик…
— Я всегда добрый, – слегка удивился Станислав. – Особенно когда меня не пытаются разозлить.
Рассвет вселяет в людей первобытное, ложное чувство безопасности: если мы пережили ночь, то сейчас и подавно ничего не случится!
Работать с копом Трикси, разумеется, не собиралась, но лучший способ избавиться от мужчины – самой экзальтированно на нем повиснуть.
— Что вы делаете?
— Инвентаризируем груз! – нашелся пилот.
— А стучать по нему зачем?
— Если внутри моль, то она испугается и зажужжит!
— Нашел? – поинтересовался от двери Дэн.
— Нет, тут только грязные женские секреты. – Теодор продемонстрировал другу горсть скомканных конфетных фантиков.
…Мама, воодушевленная приездом своей кровиночки, затеяла ремонт. Сперва своими силами, а когда стало ясно, что их хватило только навести бардак, в котором уже однозначно нельзя жить, – с привлечением рабочих. Рабочие привлекались дорого и плохо, но тем не менее сумели окончательно разгромить квартиру, вытеснив хозяев на матрасы в кухню.
— Идиотский закон! – кипятился Тед. – С тем же успехом можно запретить ввоз, скажем, женщин! Из-за них куда больше народу погибло, чем из-за киборгов!
Капитан открыл на планшете книгу «Петр Первый» и ушел в свою каюту, дабы хоть на часок окунуться в те благословенные времена, когда за порубание бород называли реформатором, а не самодуром.