Самое крупное из произведений Гёльдерлина — роман «Гиперион», представляющий как бы исповедь поэта. Характерная черта романа — чисто романтическое стремление связать философию с поэзией так, что границы между ними совершенно сглаживаются: для Гёльдерлина только та научная система удовлетворительна, которая стоит в связи и гармонирует с идеалом прекрасного. В романе любопытна и другая сторона: болезненная мечтательность и чрезвычайно развитое чувство изящного создали в Гёльдерлине отвращение к...
Спартанцы навсегда остались осколком; ведь кто не был однажды совершенным ребёнком, вряд ли станет совершенным мужчиной.
- Мы ходили по твоим рощам, - продолжала Диотима, - и были, как ты, мы сидели у твоих родников и были, как ты, туда, за горы мы уходили с твоими детьми - звёздами, как ты.
И чтоб не осталось ни одного пятна, - воскликнул я, - ни одной глупости из тех, какие век намалевал на нас, словно чернь - на заборе!
Они смотрели на меня, как на кого-то, кого страшно тронуть из суеверия, и судьба словно уважала меня в моём отчаянии.
В этот миг я рискнул бы тысячей жизней, чтобы дослушать её до конца! Я так её до конца и не дослушал. Над звёздами, может быть, я услышу остальное.
лучше быть пчелой, строящей свой дом в невинности, чем разделять власть с властителями мира и выть с ними по-волчьи, чем повелевать народами и марать руки в нечистом деле
Оставляйте человека в покое с младенчества! Не изгоняйте человека из тесной завязи его существа, не выгоняйте его из кущи детства! Не делайте для него слишком мало, иначе он будет обходиться без вас и таким образом противопоставит себя вам; не делайте слишком много, иначе он почувствует либо вашу, либо свою собственную силу и таким образом противопоставит себя вам; короче: дайте человеку возможность попозже узнать, что есть еще другие люди, что есть еще что-то, кроме него, ибо только так станет он человеком. Ведь человек есть бог, коль скоро он человек. А если он бог, то он прекрасен.
скептик находит противоречия и недостатки во всех наших мыслях потому только, что ему знакома гармония безупречной красоты, которую нельзя постичь мыслью. Черствый хлеб, которым его благодушно потчует человеческий разум, он отвергает только потому, что втайне пирует с богами.
Великолепный деспот, Восток повергает ниц своих сынов, подавляя их блеском и мощью, и, прежде чем человек научится ходить, он уже обязан стоять на коленях; прежде чем он научится говорить, он уже обязан молиться; прежде чем душа его обретет равновесие, она уже обязана поклоняться, и, прежде чем ум его сколько-нибудь окрепнет, чтобы давать цветы и плоды, палящий огнь судьбы и природы уже истощит его силы.
Но что мне до этого? Ведь мои мечты спугивает вой шакала, поющего дикую погребальную песнь под нагромождениями античных камней.
О, я хотел подхватить её под руки, как орел - своего Ганимеда, и улететь с ней за море с его островами.
тогда я ещё был подобен нетерпеливым детям, плачущим по яблоку на дереве, как будто оно не существует, если не целует их в губы.
лучше умереть, потому что ты жил, чем жить, потому что никогда еще не жил! Не завидуй не знающим скорби, тем, кто не страдал, этим истуканам, которым ничего не нужно, ибо они нищи душой; они не спросят, идет ли дождь, светит ли солнце, ибо у них нет ничего, что надо бы возделывать.
Ничто живое не способно так бурно расти и так безвременно увянуть, как человек.
Мы жалеем мертвых, как будто они чувствуют смерть, а ведь мертвые покоятся в мире.
Ах, отчего душа способна быть и всегда полной стремлений, и такой робкой!
Разве можно быть довольным оттого, что принял решение, хотя ты еще не приступил к действию, разве бывает спокойствие перед победой?
— О, тогда ты для меня все! — ответил я.
— Все? Лукавый притворщик! А человечество? Ведь, в сущности, ты только его и любишь!
Тщетно иные пытались радостно выразить радость, Слышу ее наконец, высказанной через печаль.
Высь над тобою и даль пред тобою, конечно, мертвы и пустынны, потому что мертво и пусто внутри тебя.