У людей разные таланты. Кто-то прекрасно говорит на эльфийском, другие отлично продают косметические притирки «Веселена Прекрасная», а я на уровне гения попадаю в неприятности. Ведь найти в кармане пальто браслет, когда-то принадлежавший Гориану Менскому, самому страшному чернокнижнику столетия, большой удачей вряд ли назовешь. В спину летят боевые шары, жизнь висит на волоске, а друзья оказываются предателями! Но, возможно, тот, кого я считала злейшим врагом, поможет мне? Сумеет ли он защитить,...
- Ты должна остановиться немедленно. Такая жизнь затягивает. Чувство опасности, как опиум. Боишься, а все равно тянешься, снова и снова. <...> Эта дорога ведет в пропасть.
- <...> Ты разве не заметил? Я уже пропустила последнюю остановку.
Чувство опасности - как опиум.
Дом наконец утих. Слезы, отмеренные на этот вечер, пролились, крики умолкли, семейный оркестр устал. Дирижёр в лице мамы сладко посапывал под боком у концертмейстера отца. Первая скрипка Рада, наревевшись из-за горькой отроческой судьбы, провалилась в глубокий сон. И только я, жалкая подтанцовщица, никак не могла улечься.
На пороге появилась мощная фигура отца, по случаю знакомства с потенциальным зятем нарядившегося в лучшие выходные порты и рубаху в тонкую полоску, расходившуюся на круглом животе. Однажды, когда мы были детьми, Богдан стащил у меня подаренный на именины полосатый мяч, чтобы сыграть в футбол с соседскими мальчишками, а потом наврал, будто игрушку проглотил отец. Я так боялась грозного родителя, что не решалась спросить, хорошо ли переваривается мячик в большом папином животе.
- Как насчёт развлечений? - судя по лучезарной улыбке, приятель не столько планировал развлекать скучающую гостью, сколько желал развлекаться за её счёт, то есть за мой.
- Я останусь после них калекой?
- Вряд ли, но мы пройдёмся по всему списку того, чего с тобой не должно случиться!
- Нам действительно пора официально познакомиться с твоим отцом.
[...]
- Ты сначала познакомишься, - безрадостно прокомментировала я, вытирая неприятно влажные ладони о юбку, - и тут же захочешь раззнакомиться обратно. Поверь, я в этой семье четверть века прожила.
Дольше всех продержался библиотекарь Степан, от которого Богдан пребывал в абсолютном восторге – тщедушный очкарик, любивший классическую литературу и органную музыку. Он взял меня за руку только на третьем свидании и осторожно назвал «мой цветочек». Мы так и не дошли до первого поцелуя, потому что я лично возжелала расстрелять зануду из отцовского самострела.