Они были уже обречены, сознание уже подписало телам смертный приговор, и все системы, ответственные за спасение, были отключены.
Лишние деньги, как всем известно, омолаживают и бодрят
Он вел себя так, словно аудитории не существует. Пребывал в таком безоговорочном согласии и слиянии с самим собою, что эмоциональный поток его речи, казалось, вообще не нуждался в адресате. Внешность у него была весьма примечательная. Было ему хорошо за семьдесят. Его скукоженное лицо было словно мумифицировано временем. Кожа такая тонкая и сухая, что, казалось, может треснуть из-за малейшей мимической гримасы. И одет он был не по погоде. Полурасстегнутая рубаха являла миру впалую, дочерна загорелую грудь, на запястьях звенели медные и оловянные браслеты, немногочисленные волосы были заплетены в тонкую косицу, увенчанную необычным круглым колокольчиком. Всем, у кого взгляд задерживался на этом странном предмете, мужчина пояснял, что это бубенчик из упряжи слоненка.
Выглядел он человеком, которого лишь один шаг отделяет от знакомства с карательной психиатрией.
Любой осознанный выбор не является слабостью, к этому убеждению привели ее многолетние размышления. Слабость - это когда ты врешь себе. А если не врешь - это сила и твоя личная правда, в чем бы она ни заключалась.
– Что происходит в зеркале, когда в него никто не смотрит? Куда деваются боги, о которых давно забыли люди?
Смерти он совсем не боялся. Ему было интересно, что там, за чертой. Старик никогда не путешествовал, не знал иных земель, кроме этих обожженных пляжей, так что смерть была бы его единственным масштабным путешествием, великим переселением, эмиграцией без обратного билета. Он был уверен в том, что станет счастливым переселенцем и быстро освоится в вечности, легко примет ее нехитрые законы.
Ему даже нравилась мысль, что его никто не похоронит. Джунгли растворят его тело меньше чем за сутки. Для него – вместилище духа, для всех, кто живет в лесу, – просто питательный белок.
Эгоизм и гений беспечного порхания омолаживают лучше ножа пластического хирурга.
Бессонные ночи, исполненные шампанского и притворства, трудно даются, когда тебе за тридцать.
Когда чувства так свежи, заводит и умиляет всё – и как человек сморкается, и как недовольно бубнит про плохую погоду, ловя мокрый ветер окоченевшим лицом, и как объедается всякими пленительными вредными продуктами вместо того, чтобы проявить сознательность и сдать кровь на холестерин. Всё умиляет, всё именно так, как и должно быть в алхимическом пазле под названием «любовь».
Чужим невротическим страхом или лютой тоской заразиться проще, чем насморком.