"Имморалист" - повесть, написанная Андре Жидом в 1902 году, открыла новый этап в его творчестве. Предшествовавшие его писания: "Les cahiers d'Andre Walter", "Le Voyage d'Urien", "Paludes" и особенно "Les nourritures terrestres", представляли собою лирические излияния души, все детство и юность принужденной пуританским воспитанием подавлять свои желания, но, наконец, освободившейся и безудержно, как птица, отдающейся радости жизни. По теме, по настроению, "Имморалист" примыкает к этим ранним...
Почему она кашляет в такую прекрасную погоду?
Как глупеют люди от почтенной жизни!
воспоминание - злосчастная выдумка
Теперь я предпочитаю оазису пустыню… край смертельной славы и нестерпимого великолепия. Усилия человека кажутся там безобразными и жалкими. Теперь всякая другая земля мне скучна.
– Вы любите нечеловеческое, – говорит Марселина
Я ненавижу всех принципиальных людей. От них нельзя ждать никакой искренности, потому что они делают лишь то, что им повелевают делать их принципы, иначе же они смотрят на то, что сделали, как на плохое.
рассказав нам о своем поступке, Мишель узаконил его
мне кажется, что здешний климат виноват в этом. Ничто так не отнимает силу у мысли, как эта настойчивая лазурь. Здесь всякое усилие невозможно - настолько близко следует наслаждение за желанием
Я ложусь спать посреди дня, чтобы обмануть унылую длительность дней и их невыносимый досуг
Законы подражания; я называю их законами страха. Человек боится остаться одиноким; и совсем не находит себя. Эта нравственная агорафобия мне отвратительна; это худший вид трусости. Между тем создает всегда одинокий. Но кто здесь хочет создавать? То, что чувствуешь в себе отличного от других, это и есть редкость, которой обладаешь; она-то и придает каждому его собственную ценность, и именно это все стараются уничтожить. Подражают. И думают, что любят жизнь.
" Нельзя быть одновременно искренним и казаться им."
(...) Те, кто хвалил меня, поняли меня ещё меньше, чем все другие.
Счастье не продается готовым, а только по мерке
должен был признаться себе, что в каждом существе худший инстинкт казался мне самым искренним. При этом, что я называл искренностью?
Ах, освободить свой ум от этой нестерпимой логики!.
Я презираю тех, кто видит красоту лишь написанную и истолкованную. В арабском народе изумительно то, что свое искусство он претворяет в жизнь, – живет, поет и расточает его изо дня в день; он его не закрепляет, не погребает ни в каком произведении. В этом – причина и следствие того, что там нет великих художников… Я всегда считал великими художниками тех, которые дерзают дать право красоты таким естественным вещам, что люди, увидев их, принуждены сказать: "Как я до сих пор не понимал, что это тоже прекрасно…"
Уметь освободиться, это - ничто, трудно уметь быть свободным.
То, в чем раскаиваешься, было сначала восхитительным. Сожаления, угрызения, раскаяния -- все это прошлые радости, которые мы видим со спины.
Я искал, я нашел то, что составляет мою ценность; это какое-то упорство, влекущее к худшему.
Человеческая бедность – раба; ради пищи она берется за труд без радости
я говорил себе: "Всякая работа без радости – уныла", – и я оплачивал отдых нескольких людей.
Я говорил:
– Не работай, тебе скучно от этого. – Я мечтал об этом досуге для всех, без которого не может расцвести никакая новизна, никакой порок, никакое искусство