Америка превратилась в ад. Из секретной лаборатории вырвался на свободу опаснейший вирус. Умерли сотни тысяч, миллионы ни в чем не повинных людей… Однако и это еще не все. Вступили в игру беспощадные и могучие силы. Рвется к власти таинственный темный человек, способный подчинять себе слабые, сомневающиеся души. Кто он? Откуда явился? Что сулит человечеству его победа? Немногие люди, не утратившие еще представления о Добре и Зле, должны понять это, – ведь, не зная врага, его...
Мир - сиюминутная драма, крошка. Мы любим наши жизни, поэтому высматриваем указующий луч в поисках завтрашнего дня.
«Видишь ли, мама, один мой друг раскрыл мне глаза на жизнь: говнюки сбиваются в стаи, и на этот раз они выбрали целью меня.»
Любой фильм, в конце концов, – всего лишь иллюзия движения, скомпонованная из тысяч неподвижных фотографий. Воображение же движется по своим законам. Фильмы, даже лучшие из них, есть застывшая выдумка: любой, кто посмотрел "Пролетая над гнездом кукушки", а потом прочитал роман Кена Кизи, обнаружит, насколько сложно, практически невозможно представить себе Рэндла Патрика Макмерфи не с лицом Джека Николсона. Я не утверждаю, что это плохо… но это ограничивает воображение. Прелесть хорошей истории в том, что она лишена ограничений и подвижна; хорошая история воспринимается каждым читателем по-своему.
Этo жe закoн джунглeй, мoй дoрoгoй: eсли ты на дeрeвьях, значит, дoлжeн рaскaчивaться…
Его слезы не влияли на твердость характера, как не способен быстротечный летний ливень повлиять на форму скалы. Эта твердость могла принести пользу, Элис это знала – ведь она была женщиной, в одиночку воспитавшей сына в большом городе, который плевать хотел что на матерей, что на их детей.
Иногда, подумал он, любовь бывает не только слепой, но и молчаливой. И начал чистить зубы, размышляя, а не написать ли об этом песню.
Дом – то самое место, где тебе откроют дверь, раз уж ты туда пришел.
В это время дня свет становился каким-то особенным и очень ей нравился, но бывал он таким только мимолетным, по-настоящему ранним мэнским летом. Иногда она думала об этом свете в середине января, и у нее начинало щемить сердце – так хотелось его увидеть. Предвечерний свет раннего лета скользил к темноте, неся в себе очень многое: бейсбольные матчи Малой лиги, где Фред всегда защищал третью базу и обычно без промаха бил по мячу; арбузы; первую кукурузу; чай со льдом в запотелых стаканах; детство.
Твоя мать всю жизнь пользовалась старыми мерками, и теперь ее не изменишь. Вот почему вы иногда сцепляетесь так, что искры летят, будто кремень о сталь. Винить в этом некого. И помни Фрэн: она слишком старая, чтобы меняться, а ты - достаточно взрослая, чтобы это понимать.
Женишься в спешке – раскаиваешься всю жизнь.
Руки дамы выдают её привычки
Человек, возможно, создан по образу и подобию Бога, но человеческое общество создано по образу Его оппонента.
Секс — это жизнь в миниатюре, а жизнь очень утомительна.
Жизнь - колесо, на котором никому долго не удержаться.
И оно всегда - в конце концов - возращается к исходной точке.
Невозможно не любить человека, который любит гитару.
В большинстве случаев любовь и брак исключают друг друга.
Семена сомнения обладают почти стопроцентной всхожестью.
Иногда настоящая любовь бывает не только слепой, но и молчаливой.
В этом мире только две вещи постоянны: постоянный обман и постоянный праздник.
Бог прибавляет несколько лишних сантиметров там, ниже талии, чтобы хоть немного восполнить то, чего Он лишил их в верхних отделах.
Раз уж мы заняты безумным делом, то, наверное, надо делать его безумным образом.
Возьмите одинокого мужчину или женщину, и я скажу, что перед вами святой. Возьмите двоих, и они влюбятся друг в друга. Возьмите троих, и они придумают такую занятную конструкцию, которую мы называем "обществом". Возьмите четверых, и они построят пирамиду. Возьмите пятерых, и они превратят одного в изгоя. Возьмите шестерых, и они вновь изобретут предрассудки. Возьмите семерых, и через семь лет они вновь изобретут войну.
Человек — это стадное, социальное животное, и в конце концов мы соберемся вместе. Когда мы соберемся вместе, мы сможем рассказывать друг другу истории о том, как мы пережили великую эпидемию 1990 года.
Никто не знает, сколько длятся пять минут в темноте. Можно даже сказать, что в темноте пяти минут не существует.
Жизнь - карусель, на которой никому не дано удержаться надолго. И она всегда в конце концов возвращается на тоже самое место, замыкая круг.