— Знаете, смерть уродлива, она отталкивает, она требует, чтобы при встрече с ней люди кричали от ужаса.
Давид стоял на стремянке; он стянул защитную маску и подул на стержень ручки, а потом записал на карте Бишопа, что на третье февраля, пятнадцать часов двенадцать минут, по всей видимости, ни одно насекомое не отложило в него личинку и ни из одной личинки не вылупилось ни одного насекомого. Для Calliphora Vicinal и Calliphora vomitories было еще слишком холодно. Мухи же не сумасшедшие. Кладбищенская фауна тоже любит комфорт.
— Смерть спокойной не бывает. У всех она одинаковая. Вонючая и мрачная.
«Вот что самое важное в жизни, — повторяла его коллега Жизель. — То, как мы умрем. Место, мгновение, обстановка. Роль, сыгранная в последние секунды... Если у нас и останется какое-нибудь воспоминание, то только это...»
— Совсем не похоже, да? — процедил Давид, оборачиваясь к ней, от него несло спиртом.
— На что не похоже?
— На всех этих Ганнибалов Лекторов из фильмов. В кино все гладенько. А тут одно бешенство, слов нет, чтобы описать это смакование страдания, садизма. Лишить жизни ради оргазма, разрывать плоть, чтобы мастурбировать ею, разбивать черепа и возбуждаться, когда бьет кровь. Вот их реальность! А людям это нравится, они разговаривают об этом, сидя себе спокойненько дома в тепле. Некоторые ими даже восхищаются, представляете? Вот что им надо показывать! Смерть не такая, как они себе представляют, черт возьми! Она такая же красная и кровавая, как бедра этих несчастных женщин!
Единственной моей реальностью остаются книги. Я чувствую эту реальность, могу ощутить ее, обонять. Слова скользят по нёбу, от них кружится голова, это похоже на самый сильный наркотик.
Те, кому суждено встретиться, обязательно встретятся. На Северном полюсе, у вулкана или здесь, в сердце Шварцвальда.
Шуберт любил наблюдать за предметами: выбирал себе какой-нибудь один и рассматривал его со всех сторон, под разным углом зрения.
В лавке сапожника мечи не куют.
Читатели – существа странные, – ответил он. – Они упиваются кровью, с ума сходят от самых страшных жестокостей, которых полно в грошовых книжонках… пока это не коснулось их самих. Они думают, что к ним эти зверства не имеют никакого отношения.