Человек просыпается неизвестно где – возможно, в больничной палате, но это неточно – и не помнит о себе вообще ничего. «Зовите меня Измаил», – предлагает он врачам, которых, за неимением других версий, нарекает Юрием Живаго и мадам Бовари. Человек мучительно вспоминает, что с ним произошло (какая-то авария? и, кажется, у него была любовь? и вправду ли его следует звать Измаилом?). Он описывает круги подле разгадки, подбираясь к ней все ближе и ближе, – ночным мотыльком, что кружит во тьме и...
Это его сбило с толку. Он долго не мог оправиться. Потом решил, что этот человек звания доктора Живаго недостоин. И с этого момента будет зваться просто Юрий.
А я бы заявил, что лучше думать о стрелах времени, чем не думать ни о чем.
Пятьдесят Седьмому, новоиспеченному Измаилу, дразнить этого чурбана показалось забавным. -Это я-то чурбан? -Опять я подумал вслух?
Прямо перед ним вставали то ненавистные глаза директрисы, то насмешливая улыбка препода по математике, которой сдал его со всеми потрохами, обнаружив стихотворение Карнера на доске, где ему, математику, предстояло писать ни для кого не обидные и никакими законом не запрещенные уравнения первой степени.
Марлен подтолкнула Измаила локтем, как будто библиотекарь внезапно растворилась в воздухе, и обвинительным тоном, словно уличая его в постыдном пороке, заявила: — Итак, ты любишь читать.
— Зовите меня Измаил. — Как вы сказали? — Не знаю. А что я сказал? — Что ваше имя Измаил. — Нет. Я сказал: зовите меня Измаил. — Разве это не одно и то же?
Мы кружимся в ночи, и нас пожирает пламя. Хотим мы того или нет.
- Не может быть, чтобы ты ничего не помнил. Про то, когда ты был маленький? Про маму? Про то, как звали твою первую подружку? - Она на мгновение задумалась. - Собачку? - Амнезия. - Это же надо, так назвать собачку! Видишь? Припомнил же. - Да нет, когда человек ничего не помнит, говорят, что у него амнезия.
Не зацикливайся. Никто не обязан дочитывать романы до конца. Читай только книги, которые того достойны.
— Не нужно особого знания, — заявил отец помпезным тоном, благодаря которому чувствовал себя важной птицей, — чтобы быть причиной чужого несчастья.