Когда Эсекьелю поставили диагноз СПИД, он остался один, без семьи и друзей – те отвернулись от него. Его жизнь была полна презрительных взглядов и упреков. Единственное, что помогало ему справляться с болезнью, – это его пес хаски Сача, виолончель и внезапное появление младшего брата, давшего ему поддержку, принятие и любовь, в которых Эсекьель нуждался все эти годы… Эта книга больше, чем история о юноше, который болеет СПИДом и воссоединяется со своим младшим братом. Это история, которая...
— Я своего пса люблю еще и из-за глаз. С тех пор как я заболел, люди смотрят на меня очень по-разному. У одних в глазах я вижу страх, у других — нетерпимость. У бабушки — жалость. У папы — гнев и стыд. У мамы — страх и упрек. У тебя — любопытство, как будто я для тебя тайна, если только ты не считаешь, что наши встречи никак не связаны с моей болезнью. Единственные глаза, которые смотрят на меня как обычно, единственные глаза, в которых я вижу себя как есть, все равно — больного или здорового, — это глаза моего пса. Глаза Сачи.
— Послушай, единственное, что мы точно знаем про нашу жизнь, — это что мы все умрем. А единственное, что мы знаем неточно, — когда умрем. Я понял, что неточное важнее точного, и решил не умирать, пока не сыграю первую сюиту Баха соль мажор.
— Единственное, что у нас есть общего, — родители. Больше ничего, бабушка. Ничегошеньки. Между нами пропасть. — Пожалуй, в пропастях хорошо то, — отозвалась бабушка, — что через них можно перебросить мост.
Я обиделся. Я пришел во всем разобраться,а не чтобы он со мной разбирался. Пришел узнать, что такого сделал этот бессердечный тип, что мама плачет весь день напролет.
Опять повисла тишина, и нарушил ее я: — Почему предки на тебя злятся? — выпалил я на одном дыхании. — Потому что у меня СПИД, — ответил Эсекьель.
В воскресенье не успела она прийти, как отец учинил ей допрос: почему она вдруг приехала, как себя чувствует, всего ли ей хватает, и все такое.Бабушка терпела-терпела, а потом ответила в том духе, что она вроде как взрослая, и нечего ей такие вопросы задавать, и вообще она думала, чтоможет приезжать к нам, когда захочет.Отец онемел, и мы с мамой тоже: я впервые видел, чтобы кто-то так разговаривал с отцом и чтобы тот потерял дар речи.В ту минуту я полюбил бабушкунемного сильнее, чем раньше.
Не то чтобы я его ненавидел — чувство былонепонятное. Думаю, в какой-то момент родители предстают перед нами такие, какие есть. Без секретов.
"Чтобы услышать, надо замолчать"