Времени того было несправедливо мало для двух влюблённых, но слишком много, чтобы оставить воспоминания, которые будут терзать до конца его дней.
- Не видели нашу корову? Черно-белая такая, Ромашкой зовут.
- Она сама, что ль, представиться должна?
…и только печальнее стало от мысли, что в настоящем не могло его порадовать ничего, кроме воспоминаний о прошлом.
- Что случилось с тем рабом? - зачем-то спросила Дара.
- Я подарил ему свободу.
- Он здесь?!
- Он мертв.
- Какая же это свобода?
- Свобода от рабства.
Поцелуй на губах отдавал горечью. Она стёрла его ладонью, пожалела только, что нельзя было сделать того же с воспоминаниями.
– А правда, что на Мёртвых болотах водятся лягушки, которые на самом деле красные девицы, заколдованные лесной ведьмой? И что если лягушку возьмёт в жёны юноша, она снова обратится девицей? Дара не сдержалась и прыснула от смеха. – Таких прибауток даже у нас в Заречье не складывают, – призналась она. – Но это пусть Вячко расскажет, много ли лягушек он успел взять в жёны, пока был на болотах.
– Спускайся, – грозно приказал эпьёс. – Спускайся и докажи свою смэлость.
Жена Славомира Кабжи испуганно ахнула и схватила музыканта за плечо, но тот и не думал слезать со своего укрытия.
– О, в таком случае я докажу лишь свою глупость, но данным качеством, слава Создателю, не обладаю.
Её душа была тёмная, глубокая, что вода под мельничным колесом.
– Так ты расколдуешь Милоша? – недоверчиво спросил Ежи. Дара повела чёрной бровью. – А что, есть куда дальше проклинать?
Только смерть имеет власть даже над богами.
Не летать соколу и ворону вместе, не делить на двоих одно небо. Но той ночью делили они не только небо, но и город, и тайну, и цель, и безудержное чувство воли, что знакомо лишь тем, у кого есть пара крыльев.
– Не стоит бояться Морены, – произнесла Чернава ровным голосом. – Люди страшатся её, потому что не понимают смерти. Они верят, что моя богиня безжалостна. Но она несёт не только смерть, но и возрождение. Каждый год Морена уходит по весне, питает поля своими слезами, чтобы взошли рожь и пшеница. Иногда конец это только начало.
– Если она – жизнь, то почему несёт смерть?
Чернава выпрямилась, обернулась к Даре, и тень позади испарилась от её прямого взгляда.
– Порой чтобы мы жили, другие должны умереть, – чёрные глаза чародейки горели словно угли в печи. – Морена умирает каждую весну, чтобы дать ход весне, так и наши враги должны умереть, чтобы жили наши дети.
– Молитвы, – сквозь зубы процедила Дара. – Мы только и молимся целыми днями, да толку? В Ниже небось все лбы отшибли, отбивая поклоны Создателю. И где они? – Госпожа! – возмутилась Добрава. – Что? Разве я говорю неправду? – злобно оскалилась Дара и быстро пошла по коридорам терема. Длинные рукава, расшитые золочёными нитями, развевались на ходу. – Разве сама не понимаешь, что молитвой на войне не поможешь?
"Он уже пожалел, что прогулял столько денег. Прежде чем тратить, стоило для начала заработать."
"– Лендрман Инглайв, – проговорил задумчиво Вадзим, и Белый мог поспорить, что имя ему знакомо. – Придумали же родители. Таким именем можно проверять, насколько ты трезв."
"Обидно, наверное, умирать, когда мир вокруг дышит жизнью."
"Мужчины боялись жалости больше, чем клинка."
"- Помолчи, если нечего сказать."
"Бояре грызутся за деньги и власть."
"И там, вверху, что-то ударило, затрещало, и над рекой прокатился грохот. Щенок испуганно запищал, и Велга слегка встряхнула его: – Замолчи. – Осторожнее, – строго сказала Мельця. – Он маленький. Ему страшно.
"С севера, куда они направили ушкуй, донеслись раскаты грома.
– Гроза собирается, – пробормотала Галка.
– Да что ты говоришь? – наигранно удивился Вадзим. – Какая прозорливость. А почему ты с такой прозорливостью не догадалась, что если убить двух гребцов, то грести придётся нам?
Пока мужчины сидели на вёслах, сестра оставалась без дела и наблюдала за ними.
– Чем-то недоволен?
– Нет, что ты! – с наигранной радостью воскликнул Вадзим. – Всё прекрасно. Я мечтал гоняться по деревням и весям за какой-то девкой, которую вы вдвоём не можете убить.
– Без тебя мы бы не справились, Вадзим, – тяжело дыша с непривычки, произнёс Белый. – Гребцов должно быть не меньше четырёх…
– Наверное, поэтому их и было четверо! Пока эта пришибленная их не зарезала."
"-Я боюсь не проклятий, а того, что они за собой влекут."
"– Иди на хер! – Вместе с Вадзимом? Да с удовольствием. Он меня херами хоть не покрывает. Прибавив шагу, Белый быстро обогнал Галку. За поворотом стало видно обоз: нагруженные ушкуйники двигались медленно. – Эй, Вадзим! – заорала позади Галка. – Подожди Белого! Он с тобой на хер пойдёт."
"Она не ведала, что человеческая рука способна ударить. Она не помнила, как могут ломать кости, как безжалостно, дико, варварски могут отнять чужую жизнь."
"– Мне теперь, верно, всегда будет не по себе от одного вида ящериц и змей? – Забавно, что это сказал человек по имени Змай, – заметила Мельця. – Меня так матушка назвала за личные качества. – За поганый характер? Хитрость? – Или за то, что у тебя в штанах змеище?