Слова — бесценный инструмент, но бесполезный, если не имеют под собой основы.
«Смертная казнь — это тоже убийство ... Никто не вправе лишать жизни другого, будь то правитель, его советники или собрание суда, сколь бы много человек, основывающихся на общем решении, ни считали свой приговор верным. Жизнь дается нам свыше, и только небу решать, когда она прервется».
Потому что все, что нас не сожгло, нас закаляет!
Время, потраченное на жалость к себе, сравнимо с выброшенным на ветер миллиардом.
Творчество заканчивается там, где начинается соревнование и зависть.
Есть люди которые любят обманываться. А есть те, кто любит быть обманутым.
Само по себе произведение искусства нелепо, любое, даже самое прекрасное — если оно сокрыто от людей.
Стыд и совесть — всего лишь гордыня. Желание казаться хорошим. Чаще всего, в глазах окружающих, большинству из которых нет до тебя никакого дела. Не считая тех, кто привык осуждать всех подряд.
Люди в большинстве своем судят поверхностно — по выражению лица, красоте или уродству, а еще по одежде.
Я пою, потому что не могу иначе — мне кажется, вместо первого крика при появлении на свет у меня с губ сорвалась песня.
Лучшее средство ото всех ненужных мыслей – контрастный душ.
– Прежде чем нападать, – он наклонился к самому уху, – убедись, что знаешь, куда бить.
О, в этом вам точно равных нет.
– Учту, – процедила я, – а теперь будьте так любезны… Уберите руки!
Анри хмыкнул мне в макушку.
– Чтобы ты воспользовалась советом? Не очень-то хочется рисковать.
Нет, если уж делать глупости, то делать их до конца.
Мужчина всегда сильнее, но только женщине решать, кем он станет – защитником или зверем.
И знаете, сейчас я с уверенностью могу сказать, что величайшая сила мужчины — это любовь к своей женщине.
Увы, только в детстве с рассветом чудовища прячутся под кроватью. Когда взрослеешь, после восхода чудовища выходят на свет. И одно из них сейчас стояло передо мной.
Не то чтобы для Анри это было страшно, но когда за спиной волочится тючок жены, загребая ногами по ковровой дорожке, идти становится самую капельку труднее.
— Просто Темные времена какие-то, — буркнул Жером.— Люди во все времена одинаковы, — ответил муж.
На меня нашло подобие ступора, поэтому Анри пришлось тащить леди Терезу к стойке примерно так же, как служащий тащил наш багаж.
— Просто ты такой… трогательный, когда за меня волнуешься.— Какой-какой?— Трогательный, — жена подалась вперед, слабо сжимая его руки. — Так бы и трогала. — Подалась вперед и добавила уже шепотом: — Везде.
А еще мне почему-то казалось, что весь этот бытовой ритуал, который прислуга каждый день проделывает раз за разом просто ерунда. Так вот, мне казалось.
еще я слишком хорошо помнила, каким взглядом окинула меня эта чересчур разговорчивая особа — оценивающим, от макушки до подола. Словно прикидывала, что же такого во мне нашел Анри. Впрочем, это выражение с ее лица ушло быстро, как талый снег по весне исчезает под горячими солнечными лучами. И дальше она только щебетала, щебетала и щебетала.Птичка недоделанная.
Пока мы шли, украдкой смотрела на мужа. Смотрела — и не могла наглядеться, дышала — и не могла надышаться. Если это любовь, то есть в ней что-то особенно коварное, потому что близкого человека тебе всегда мало. Даже когда ты закрываешь глаза, чтобы вас разделил сон.
Вот только увольте меня от очередного пересказа вашего детства в двух томах.
Что такое не везет и как с этим бороться. Судя по всему, мне стоит написать на эту тему книгу, и состоять она будет всего из одной страницы и одного слова «никак».