Цитаты из книг

С тех пор, как культура отбросила от себя культ и сделала культ из себя самой, она и есть отброс, и за какие-нибудь пятьсот лет весь мир так пресытился ею и так от нее устал, словно съел целый котел этого варева...

Ты меня видишь, стало быть, я для тебя существую. Какая разница, существую ли я на самом деле?

Есть люди, с которыми нелегко жить, но которых невозможно покинуть.

Нашему времени стоит только услышать: "Я-де обладаю специфическим жизнеощущением", - и оно перед вами расшаркается.

Адриан часто потешался над людьми, которые вечно отдыхают, загорают, набираются сил, неизвестно только зачем. "Отдых, - говорил он, - удел тех, кому он ни на что не нужен"

Не отвергая культуры, приспосабливаясь к идеалам буржуазного общества, такого, как оно есть, "либеральное богословие" низводит религию до идеи гуманности и разжижает присущие духу религии экстатичность и парадоксальность в водянистый прогрессирующий этицизм. Но религиозное не дает всходов на почве чистой этики...

Тот, кому от природы дано якшаться с искусителем, всегда не в ладу с людскими чувствами, его всегда подмывает смеяться, когда другие плачут, и плакать, когда они смеются.

- Что такое современное искусство сегодня? Мука мученическая.... Внушают себе и другим, будто скучное стало интересным, потому что, дескать, интересное стало скучным...

Страсть слишком поглощена собой, чтобы представить себе, что кто-то может всерьёз против неё восстать.

Знать, что аудитория отождествляет его с произведением внутренне давно изжитым, в котором он заигрывал с тем, во что уже не верил, - художнику смешно и мучительно.

Трагедия и комедия сделаны из одного теста и достаточно слегка изменить освещение, чтобы из первой получилась вторая и наоборот.

Я часто слыхал, что стихотворению нельзя быть слишком хорошим, чтобы получилась хорошая песня. Музыка гораздо уместнее там, где нужно позолотить посредственное.

Что есть свобода? Свободно только равнодушие.

Излюбленным его словцом было "хорошо бы". Эта формула выражала грустное размышление о возможностях, осуществить которые мешает нерешительность! Хорошо бы сделать или иметь то-то и то-то, быть тем-то и тем-то. Хорошо бы написать роман о лейпцигском обществе; хорошо бы, пусть на правах судомойки, совершить кругосветное путешествие; хорошо бы заняться физикой, астрономией, приобрести клочок земли и трудиться на нем в поте лица.

Я часто замечал, что люди обаятельные терпеть не могут друг друга и что это одинаково распростаняется на хорошеньких женщин и на мужчин-сердцеедов.

С тех пор, как культура отбросила от себя культ и сделала культ из себя самой, она и есть отброс, и за какие-нибудь пятьсот лет весь мир так пресытился ею и так от нее устал, словно съел целый котел этого варева...

Ты меня видишь, стало быть, я для тебя существую. Какая разница, существую ли я на самом деле?

Есть люди, с которыми нелегко жить, но которых невозможно покинуть.

Нашему времени стоит только услышать: "Я-де обладаю специфическим жизнеощущением", - и оно перед вами расшаркается.

Адриан часто потешался над людьми, которые вечно отдыхают, загорают, набираются сил, неизвестно только зачем. "Отдых, - говорил он, - удел тех, кому он ни на что не нужен"

В произведении искусства много иллюзорного; можно даже пойти еще дальше и сказать, что оно само по себе как "произведение" иллюзорно. Оно из честолюбия претворяется, что его не сделали, что оно возникло и выскочило как Афина Паллада, во всеоружии своего блестящего убранства, из головы Юпитера. Но это обман. Никакие произведения так не появлялись. Нужна работа, искусная работа во имя иллюзии.Еще я слышал, как он сказал:
- Уже сегодня совесть искусства восстает против игры и иллюзии. Искусство больше не хочет быть игрой и иллюзией, оно хочет стать познанием.
Но разве то, что перестает соответствовать своему определению, не перестает существовать вообще? И как может искусство пребывать в роли познания?

Смешно и трогательно слышать, как он, чтобы восстановить отношения, повторяет какое-нибудь более или менее удачное словцо, твое собственное или книжное, случайно тобой приведенное, - в знак того, что он его не забыл и разбирается в высоких материях. А в общем-то от этого плакать хочется.

Время - самое лучшее и настоящее из того, что мы даем, и дар наш - песочные часы, - ведь горлышко, в которое сыплется красный песок, такое узенькое, струйка песка такая тоненькая, глазу не видно, чтобы он убывал в верхнем сосуде, только уже под самый конец кажется, что все проистекает быстро и проистекало быстро...

Леверкюн:
- На свете есть, в сущности, только одна проблема...Как прорваться? Как выйти на волю? Как разорвать куколку и стать бабочкой?
Цейтблом:
- Жажда вырваться из скованности, из прозябания в безобразном.. - это немецкое, глубоко немецкое свойство, прямо-таки определение немецкости, психики, подверженной угрозам застоя, пагубного одиночества, провинциального безделья, невротической сумбурности, тихого сатанизма...

Порядочная русалка соблазнила бы на мраморных ступенях его дворца этого болвана-принца, который неспособен ее оценить и у нее на глазах женится на другой, затащила бы его в воду и нежненько утопила, вместо того чтобы подчинять свою судьбу его глупости, как она поступает. Наверное, за врожденный рыбий хвост он любил бы ее гораздо горячее, чем за хворые человеческие ноги.