Я переезжал чаще, чем показывают «Улицу Сезам». Я ходил в школы с литературным уклоном, в спортивные, в школы, где учителя садятсяна корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне с твоими, и спрашивают, что ты чувствуешь. Я даже умудрился четыре месяца проучиться в школе, где никто не разговаривал по‑английски.
...а уж если предложить им отчаяное развлечение вроде колченогого стула, они радостно проиграют в него всю перемену.
«Женишься на женщине — женишься на ееработе», — говорит папа.
«Это не я на ней женился, а ты, — напомнаю. — Почему же страдать приходится мне?»
«Но ведь хуже будет, если ее уволят, верно? —говорит он. — Тогда мы застрянем здесь навсегда».
Обычно меня это быстро выводит из хандры.
...этот Джо Гарднер, похоже, являл собой зону, свободную от сарказма.
Видите, как у меня глаза вылезают из орбит? Но знаете, что меня больше всего поразило? Что этот болван пытался сделать доброе дело! Я включил на максимум истребительные лучи, но его было не остановить. Он действовал из лучших побуждений.
Армия пьяных букв с заплетающимися ногами слепо плелись куда-то, разбитая в хлам. На большинстве из них крепко потоптались, может, даже поплясали. Некоторым досталось меньше, они были узнаваемы. (Не настолько, конечно, чтобы взять и сразу прочитать их, но в сравнении с другими калеками - очень даже ничего.)