Труднее воспитывать “чужого”? И когда “чужой” становится “своим”? Динка сначала была… ну, как дочка знакомых, которые уехали и попросили присмотреть за ребенком. Катя присматривала. Кормила, гладила платья, заплетала волосы, уроки помогала делать, сказки на ночь читала. Целовала. Иногда через силу. Особенно в первое время. Пока не выветрился из Динкиной кожи запах тухлой воды и серых коридоров. Иногда забывала. Иногда начинала строить планы и вдруг с досадой понимала: ах да, Дина же, ее-то куда…Когда, в какой день и час, эта чужая девочка стала своей, Катя не знала. Не просто своей, а дороже, важнее единственного, любимого Сереженьки, с которым прожили душа в душу 12 лет.
– В маленьком городе каждый кому-то кум, брат, сват.
– Чего говорить-то? – сказала тут бабушка Тася. – Дите и дите. Чужих детей, говорят, не бывает.
— Почему ты конфеты не ешь? — Как не ем? Ем. — Ты не так ешь. У тебя вазочка на столе три дня полная стоит.
Только бабушка Тася взойти без остановок может. Да нет, не может и она. Просто остановки у нее особенные, коротенькие и всегда по делу. Ягодку сорвать, траве-душице поклониться, деревню свою с высоты окинуть ласковым взглядом; посмотреть, не поспела ли хотя бы одним боком поздняя ягода брусника, скоро ли собирать? Или прохладно-кислую заячью капусту под язык положить, чтобы пить не хотелось. Хороша гора Ших, ох хороша!
...а ты раз дите взяла, то отвечай за нее и жалей ее. И каждую ее слезинку береги. Вот и весь тебе мой сказ.
Рот у бабушки всегда поджат, даже когда разговаривает, поджат, и смеяться она не умеет, и улыбается будто через силу. Мама говорит, это называется "трудная жизнь".
– У тебя же все новое будет! Тебя ж домой забирают! Вот ты какая! Задрипанного зайца пожалела! Все у тебя будет, а они-то, они-то остаются! – ее грозный палец ткнулся в кучку ребят. Им не нужен был Динкин заяц, но нянечка Надя требовала справедливости.