Вот этого я в Максе и не любил - вечную правоту, плод неумолимо стандартного мышления
Женщина как сюжет - неисчерпаема!
Возможно мы - это всегда сумма двух противоположностей?
Вот этого я в Максе и не любил - вечную правоту, плод неумолимо стандартного мышления
Любовь на склоне жизни - это нечто особенное.
Кто не побывал в Париже, тот знает о жизни только из книг. Кто не голодал в Париже, тот не знает этого города.
Мы не созданы для того, чтобы жить в раю, зато в сотворённом нами собственном аду мы чувствуем себя как дома.
Разница между райским пребыванием в материнской утробе и раем дружбы очевидна: в первом раю ты слеп, а дружба наделяет тебя тысячью глаз, словно Бога Индру. Благодаря друзьям ты проживаешь бессчётное количество жизней; ты открываешь для себя новые измерения, видишь всё вверх ногами и наизнанку. Ты никогда не будешь одинок, даже если последний из твоих друзей исчезнет с лица земли.
Художнику нужно слегка свихнуться, чтобы выжить в нашем безумном мире.
Единственное, что я твёрдо понял за всю свою жизнь, — художник не должен жениться. К тому же не будем забывать, что "женитьба - это смерть любви".
Жизнь без друзей — это не жизнь, какой бы уютной и безопасной она ни казалась. Когда я говорю о друзьях, я имею в виду именно друзей, ведь не каждый может стать твоим другом. Это должен быть человек, который ближе тебе, чем собственная кожа, который способен раскрасить твою жизнь, привнести в неё напряжение и смысл. Дружба — обратная стороная любви, но в ней сохранена сущность любви.
Маленький оркестр в углу играет какие-то дерганые мелодии. Сказать об этих парнях можно только одно: упорства им не занимать. Время от времени перед публикой танцуют три женщины с золотыми зубами. Все настолько ужасно, что даже турист с первого взгляда поймет — это подлинное, настоящее. Час тянется, как сопля из носа ребенка.
Этикет порока - штука очень непростая
Одна из особенностей этого города заключается в том, что каждый, кто его покидает, находится в полной уверенности: те, кто остаётся, растрачивают себя в нём по пустякам, размениваются на мелочи и тому подобное. Общее расхожее мнение таково, что в Париже можно достичь успеха, но чтобы на этом успехе заработать, надо отправиться куда-то ещё.
Я больше не пытаюсь их разгадать и просто трахаю. Выходит большая экономия сил и времени. Отыметь бабу можно за двадцать минут, а теперь подумайте, сколько времени надо ломать голову над теми вопросами, что за эти двадцать минут залезут в голову.
В здешнем воздухе есть нечто такое, что постоянно напоминает вам о женских трюках, штучках и интригах.
В комнате стоит тяжелый запах женского концентрата.
Я выдаю правильные ответы, и Билли счастлива.
Не хочу умирать. Не понимаю людей, твердящих, что через пять или пятьдесят лет они будут готовы закончить земной путь. Как вообще можно говорить такое? В мире столько всего, что надо увидеть, сделать, и пока человек жив, он просто не имеет права уставать от жизни и отказываться от обладания крохотной искоркой сознания.
Таня спокойна. Она так привыкла ко всей этой достоевщине, что считает разыгравшуюся сцену не более чем незначительным расхождением во мнениях.
Пятнадцать минут… полчаса… Прождал целый час, а та дрянь так и не появилась. Черт, людей, которые не приходят на встречу, надлежит сажать в тюрьму. Они ничем не лучше воров, которые вытаскивают деньги у вас из кармана. Нет, они даже хуже воров. Из-за них вы впустую растрачиваете свою жизнь. Час здесь, пятнадцать минут там… в результате получаются годы. Годы, выброшенные на ветер. Вот она украла у меня час, и где, черт возьми, я возьму другой, чтобы компенсировать потерю? Господи, я же не собираюсь жить вечно, у меня осталось не так много часов, чтобы разбрасываться ими направо и налево.
Художнику не дано выбирать, из чего сложится его творчество. Это задано изначально, предопределено складом его натуры.
Человек по-своему так же неисповедим, как Господь.
Если верить во что-то, что вне тебя или над тобой, станешь жертвой этого.
Подписывались на этот гнусный журнальчик, как мы узнали, порядочное число извращенцев - министры, раввины, врачи, юристы, преподаватели, реформаторы, конгрессмены и прочий подобный народ, о ком никогда не подумаешь, что они интересуются такой макулатурой. Несомненно, крестоносцы порока лучше своих читателей знали, что делают.