Иногда я жалею, что не родилась кошкой. Можно спать шестьдесят процентов жизни, и никто не назовет тебя тунеядкой. Кстати, люди, которые не любят кошек, всегда оказываются если не плохими, то уж во всяком случае не теми, с кем стоит общаться. Это я проверила на личном опыте. Зато у хороших людей всегда есть кошка или кот. Тоже проверено.
Каждый любит рассказывать о себе, а не слушать про других
Верующим людям не страшно умирать, они думают, что их ждет лучшая жизнь – где-то там, далеко. А я не могу. Не знаю, что тому виной – атеистическое воспитание, которое досталось всему моему поколению, или не те книжки, читанные в детстве?.. Как бы мне хотелось поверить, что после смерти будет что-то еще. С детства боюсь смерти, даже не самого этого факта, а другого – после смерти не бывает ничего.
Я всю жизнь недолюбливаю туристов. Во-первых, мне непонятно, где они берут столько сил, чтобы ходить под грузом тяжелых рюкзаков на немыслимые расстояния, во-вторых, я не знаю, зачем им это надо: гораздо приятнее лежать под пледом с книжкой, котом и бутылкой красного сухого. А самое главное, я чувствую остро, как бумагой по пальцу, что туристы тоже меня не поймут с моим ленивым образом жизни. Будут переглядываться и хмыкать.
Мало было людей, которые слушали с интересом, в основном всем нужно было самовыразиться. Как всегда бывает в жизни.
В Екатеринбурге, как в любом другом городе, за эти годы случилось много такого, что может стать романом – или пьесой. Это ведь только кажется, что города стоят на месте. И что люди не меняются. И что испытание медными трубами проходит легче и приятнее, чем огненно-водные процедуры. Медными трубами по голове – не пробовали?
В старости же чаще хочется не чтобы стакан воды поднесли, а косточки погреть, ну, и покомандовать, конечно, – показать, кто был и остался главным.
Тюрьма – модель жизни в уменьшенном масштабе: здесь сыщутся любые человеческие типы.
Слова "холод" и "голод" отличаются одной лишь буквой и повсюду ходят вместе. Когда ешь, немного согреваешься. Когда чуть согреешься, голод ненадолго отступает.
Нет дела до немецкой туристки, которую будущая писательница привела на спектакль «Ревизор», – немка плакала в фойе навзрыд:
– Теперь я поняла русскую трагедию! Женщина всегда работает, мужчина всегда пьяный!
Думайте о радости, только она остаётся, только она одна, слышите?!
А больше и нет ничего, кроме радости.
Разве что тысяча важных мелочей.
Великая трагедия – и великое счастье человека в том, что годы меняют только его внешность: разрисовывают лица морщинами, как досочки – красками, ссутуливают плечи, отбирают молодость, но внутри мы всё те же, какими были в шестнадцать лет.
Свердловск был городом большим, Екатеринбург оказался маленьким. Даже замолчавший поэт продолжает измерять свою жизнь стихами, в этом – трагедия, в этом же – спасение.
Свердловск, глубокий тыл. Надёжное место для того, чтобы спрятать самое ценное – машиностроительные заводы, картины из Эрмитажа, диктора Левитана, прославленных теноров, баритонов, сопрано и контральто.
Уральцы не болтливы, сплетен чураются, но даже самый сдержанный свердловчанин не мог удержаться от разговоров – как, почему, надолго ли?
Пережить чужое горе легче, нежели чужое счастье - но, если честно, так считают те, кто не способен ни на то, ни на другое.
Завидное качество - никому не завидовать.
Макаронина (Олеся Макаровна) предпочитала стиль общения "фруктовый лёд", когда сладко, но всё равно - холодно.
Девочки любили Калинину - некрасивых всегда любят. И бездарных - тоже. Если тебя вдруг все любят, имеет смысл задуматься.
Прежде чем влюбляться, нужно попросить человека написать хоть пару строк.
Таксист осуждающе глянул в зеркало дальнего вида, но не поймал ответного взгляда. Потом ему в очередной раз позвонили – таксист называл позвонившего «заяц» и говорил с этим зайцем очень тихо, чтобы Вера не слышала нежных подробностей. Даже у этого таксиста, хотя он немолод и некрасив , был близкий человек, пусть и с дурацкой кличкой. «Даже бегемот уже моложе тебя», – однажды сказала матери Лара в зоопарке, глядя на табличку с объявлением «Бегемоту Алмазу – 25 лет!».
Второе Славино «зато» – жена, считавшая его гением, третье – приятели, готовые признать Славу кем угодно, лишь бы пустил в гости с бутылкой. Зимним вечером в Екатеринбурге каждому нужен такой адрес – где тебя примут, накормят и даже оставят ночевать с девушкой.
Евгения была коренной екатеринбурженкой и знала, что граница между Европой и Азией проходит не только на Московском тракте, но и внутри неё самой
Подкуп и шантаж - два педагогических приема, которые всегда работают
В день своей свадьбы вместо букета, как в американских фильмах, Юлька бросила взгляд - и он прилетел в Веру камнем. Спрессованная, окаменевшая жалость высочайшей пробы, сочувствие и даже стыд за то, что вновь присвоила себе чужую мечту.