– Покойник встал! Упырь!
– Да не голоси так! Живой я.
– Как это живой? – с возмущением переспросила служанка.
Порой самое значительное и судьбоносное событие жизни случается в самый обычный и даже хороший день.
Какая роскошь подумал он.
И это я , дурак, думал, что направляюсь в обитель учениц как завоеватель?Да я угодил прямиком во вражеский плен.
Проигрыш в бою не означает проигрыш в войне.
Умирая от жажды, начинаешь иначе смотреть на вещи.
"...победа всегда требует жертв<...>"
Порой гнет ошибок и чувства вина так тяжел, что человеку нужны годы, чтобы позволить себе сбросить с плеч этот груз.
Когда ранят враги – это больно, но когда ранят друзья – рана болит в тысячу раз сильнее.
Ты встречаешь разных мужчин, примеряешь их как одежду, оцениваешь за и против. Ищешь причины и доводы. А потом приходит тот самый. Берет тебя за руку, говорит: идем. И больше нет никаких причин и доводов. Нет никаких за и против. Ты берешь его руку и идешь, не спрашивая куда.
Первая сделка с совестью похожа на брошенный с горы камушек. Маленький незначительный осколок. Сам по себе он почти ничего не значит. Но он увлекает за собой другие камни. И камни катятся, катятся… Пока все живое не погибнет под удушающим камнепадом.
Некоторые воспоминания могут согреть. А некоторые сделать больно, как гвоздь, воткнутый в кожу до самой кости.
Оказывается, как мало надо для счастья! Всего-то – крохи тепла и укрытие, когда настигает буря, еда и возможность согреться. Так мало и так бесконечно много...Возможно, чтобы осознать некоторые вещи, надо пересечь пропасть и едва в ней не сгинуть.
Люди, которым нечего терять, не боятся...
Искренность подкупает. А признание собственного несовершенства – вдвойне. Особенно перед теми, кто себя-то точно считает непогрешимыми и безупречными.
королевы – не хнычут, не боятся и не сдаются.
...Тронула ногой воду и улыбнулась. Нагретая на солнце, она ласково коснулась моей кожи, словно поцеловала. И с радостной предвкушающей улыбкой я пошла в воду, с каждым шагом погружаясь все глубже. Знакомое с детства озеро мягко приняло меня в свои объятия, словно играя набегающей мягкой волной. Я нырнула, открыв глаза в глубине, проплыла мимо затонувшего в прошлом году ствола сосны и выплыла почти у водопада, откидывая назад волосы. И, охнув, хотела заорать, но мне этого не позволили, прижав к крепкому телу и закрыв рот ладонью.
— Тихо, — мужской голос прозвучал выше моей головы, и я замерла. Но не от того, что послушалась. А от того, что онемела от ужаса. Голос был не просто незнакомый. Чужак был нездешний. В его голосе мягко перекатывался пурпурный амарант и цвет серого железа. Он был чуть хриплый, словно жженый кофе, и жуткий, как бесконечный черный...
В конце концов, неважно, сколько дней ты прожил. Главное, сколько из них был счастлив.
Свобода странная штука. Слишком похожа на одиночество.
– Нельзя быть любимцем света и тьмы одновременно…
— Чтобы прийти со мной к согласию, надо всего лишь со мной соглашаться! И все!
Бесплатная любовь слишком дорого обходится.
Никто не думает о воздухе, пока он не закончится.
— Ты станешь отличной мамой, подруга, даже не сомневайся! А твой муж – самым счастливым гадом… хм, пожирателем в обоих мирах. Так что выше голову, ну! И очень рада за тебя.
— А я проснулась вот…Решила спуститься, чай выпить, — не знаю зачем пояснила я. Арххаррион все так же молча рассматривал свою кружку, и неожиданно я разозлилась.
— Слушай, что так трудно просто ответить? Сказать: да, Ветряна, и тебе блага, чай возьми вон там!
Он поднял на меня удивленные глаза. Хмыкнул.
— Да, Ветряна, — сказал демон, — и тебе блага. Чай возьми вон там.
— Где?
— Я откуда знаю?